Хорошенькие не умирают

Иногда я думаю, что моложавость взрослой женщины похожа на угасающего зверька. Хозяйка его нянчит, латает, кормит из пипетки, до слёз жалеет и тратит кучу денег, чтобы продержать на свете ещё несколько лет. Вряд ли тем, кто дал своей животине сдохнуть, стоит так уж возбуждаться: этот вызов — не вам.

Маленькие горькие ягоды

Встретила на улице граффити, долгие месяцы напряжённого изучения иврита позволили предположить, что там написано приблизительно «нет значит нет». Не нужны мне, стало быть, ни мёд твой, ни жало. Когда бы люди стали точны в осознании своего и чужого «нет», насколько прямее получилась бы жизнь. «Нет», подразумевающее под собой «всё же попробуй», может держать на поводке годами, и оно же способно отпугнуть, хотя до цели всего два шага. А бывает, что человек не может поверить в настоящее «нет», которое равно самому себе, и тоже тратит годы, чтобы убедиться. Но мне всё же кажется правильным полагаться на прямое послание, в этом больше уважения и к говорящему, и к самому себе.

В сетевых беседах иногда складываются фразы, которые не тянут на текст, но заслуживают некоторого внимания. Говорили, например, о засранцах, отдающих себе отчёт в своём поведении, получилось вот что.

Редко кто из взрослых «неосознанный засранец» — это уж совсем скверный случай, когда человек врёт себе про своё благородство, во всём обвиняя исключительно подлых людей. «Да, в пять лет я задушил птичку, в десять ударил собачку, в восемнадцать не женился, хотя обещал, но дальше, дальше я всегда вёл себя прилично, зато меня все предавали и обманывали!» — это в самом деле стыдно. В норме мы как-то признаём за собой некоторые особенности совести и образа действий, иногда даже предупреждаем заранее, но более из кокетства, всё равно никто не поверит, пока не вляпается. Так что утешение слабое, но, воля ваша, это как-то нормальней, чем всерьёз считать себя дартаньяном в сомнительном окружении.

Или вот обсуждаем чью-то любовную историю длиной в десять лет.

«…Ощущение такое, будто вы думаете, что слегка погубили свою жизнь. Неуловимо напомнило рассказ Мопассана, кажется, про бриллиантовое колье. Знаете, там одна бедная пара взяла на свадьбу у богатых друзей роскошное ожерелье, а к концу вечера невеста его потеряла. Они ничего не сказали друзьям, заняли в банке сколько-то сотен тысяч франков, купили такое же и вернули. Потом лет тридцать жили впроголодь, отрабатывая долг.

Конец помните? Или угадали?

Выплатив сумму, они повидались с друзьями (которые так ничего и не узнали) и заговорили между прочим об украшении. И оказалось, что оно было из стекла.

Я рассказываю гораздо дольше, чем подумала, просто мелькнула мысль, что вы выбрали тратить жизнь на поддельное ожерелье.

И я, заметьте, не обесцениваю жизнь, потраченную на долг чести, которого не было, или на любовь, которая того не стоила. Это очень красивая жизнь. Но рассказ для меня всегда был в категории ужасных — про мёртвую руку, про заживо замурованного и вот этот, когда счастьем заплачено за подделку, и даже проклясть некого».

* * *

Терпеть не могу, когда кто-то смотрится в зеркало одновременно со мной, особенно если это мужчина. Когда женщина встречается взглядом со своим отражением, она за доли секунды проводит подстройку внешности к собственным представлениям о ней. Это короткое и страшное мгновение микроизменений, когда она перекидывается, как метаморф. Щёки, губы, глаза, осанка, живот, поворот головы — всё молниеносно корректируется. Хоп, и она уже моложе, худей, «роковей» или невинней, в зависимости от того, каковы её представления о себе-идеальной. И я настаиваю, чтобы в эти жуткие моменты меня никто не видел.

Совершенно не обязательно подглядывать, чтобы угадать иллюзии женщины о самой себе, обычно достаточно посмотреть общедоступные селфи в соцсетях. Одна моя знакомая, тишайший домашний человек, умудряется всякий раз скорчить перед камерой совершенно стервозную рожу. Этакая смесь подлости и злости, при том, что человек порядочен, как библиотекарша. Всё дело в том, что у неё есть претензии на ироничность и едкий ум, которые, по её мнению, так выглядят.

Другая, обладающая сексуальностью пуховой подушки, складывает до изумления шлюховатое лицо, аж смотреть неловко.

Большой популярностью пользуются раненые оленята, наспех натянутые на тяжёлые упрямые физиономии, и измождённые барышни поверх кустодиевских купчих.

И это, как мне кажется, святое право каждой женщины — жить не совсем в своём теле. Пугает только момент перехода, а результат, чего уж там, нужно ей простить.

* * *

Я коллекционирую разочарования, как мог бы заметить проницательный читатель, если бы эта порода не была целиком выдумана самовлюблёнными писателями. На самом деле никто не трудится проницать, отслеживать и запоминать причудливые изгибы чужого творчества, не стоит себе льстить. Поэтому сообщаю прямо: я коллекционирую разочарования.