Хороши в постели

Я шла и шла, пока не почувствовала какое-то странное, незнакомое ощущение. Боль в ноге. Я посмотрела вниз и подняла левую ногу, в немом замешательстве наблюдая, как подошва медленно оторвалась от нижней части моей грязной кроссовки и шлепнулась на асфальт.

Парень, сидевший на крыльце через улицу, разразился громким смехом.

– Эй! – крикнул он, пока я тупо переводила взгляд с кроссовки на подошву и обратно, пытаясь осознать. – Малышке нужна новая пара туфель!

«Моей малышке нужна новая пара легких», – подумала я, прихрамывая и оглядываясь по сторонам.

Где я? Район был незнакомым. Ни одно из названий улиц ни о чем не говорило. И было темно. Я глянула на часы, показывавшие половину девятого. Долгую минуту я не могла сообразить, сейчас утро или вечер. Потная и измученная… я заблудилась. Я порылась в карманах в поиске ответа или хотя бы денег на такси. Нашла пятидолларовую купюру, пригоршню мелочи и какой-то ворс. Я поискала ориентиры, телефон-автомат, хоть что-нибудь.

– Хэй? – окликнула я парня на крыльце. – Я где?

Он захихикал, покачиваясь с пятки на носок.

– Пауэлтон-Виллидж! Ты в Пауэлтон-Виллидж, детка.

Так, ладно. Уже что-то.

– А в какой стороне университетский городок? – крикнула я.

Он покачал головой:

– Ты потерялась, девочка! Зашла с другой стороны.

У него был глубокий, звучный голос с южным акцентом. Он поднялся со своего крыльца и подошел ко мне – чернокожий мужчина средних лет в белой майке и брюках цвета хаки. Он пристально вгляделся в мое лицо.

– Ты больна? – наконец спросил мужчина.

– Нет, просто заблудилась, – я помотала головой.

– Ты учишься в колледже? – продолжал спрашивать он, и я снова покачала головой.

Мужчина подошел еще поближе, выражение его лица стало очень озабоченным.

– Ты что, пьяная?

Я улыбнулась в ответ:

– Нет, честное слово. Я просто гуляла и потерялась.

– Что ж, тебе лучше поскорее найтись, – заметил он, и на один миг моему воспаленному сознанию показалось, что он собирается заговорить со мной об Иисусе.

Но он не стал. Вместо этого незнакомец провел тщательную инвентаризацию меня от разваливающихся кроссовок, через покрытые язвами и синяками голени, шорты, на которых я дважды заложила складку, чтобы они не сваливались с меня, до футболки, которую я носила пятый день подряд, и волос, что впервые за десять лет отросли ниже плеч и скрутились во что-то вроде импровизированных дредов без мытья и расчесывания.

– Тебе нужна помощь, – наконец выдал мужчина.

Я склонила голову и кивнула. Помощь. Это правда. Мне была нужна помощь.

– У тебя есть кто?

– Есть, – ответила я. – У меня есть ребенок.

Я поперхнулась, горло перехватило, и я замолчала.

– Университетский городок в той стороне, – указал чернокожий. – Выйдешь на угол Сорок пятой, оттуда ходит прямой автобус.

Он порылся в кармане и извлек потрепанный проездной, сунул мне в ладонь. Затем наклонился и осмотрел мою обувь.

– Стой тут, – велел мужчина.

Я послушалась, стояла как вкопанная, боясь пошевелить единым мускулом. И не понимала, чего именно боялась. Мужчина скрылся в доме и вернулся с мотком серебристого скотча. Я подняла ногу, и он многократно обмотал ее липкой лентой, удерживая подошву.

– Будь осторожна, – велел он; «астарожьна» – смешно прозвучало слово. – Ты теперь мать, тебе надо беречь себя.

– Так и сделаю, – ответила я и захромала к углу, на который он указал.

Несмотря на то что я была по уши в грязи, несмотря на заклеенную скотчем кроссовку и мокрые дорожки слез на грязных щеках, в автобусе никто не удостоил меня даже взглядом. Все были слишком погружены в свои личные мысли о возвращении с работы – ужин, дети, что показывали по телевизору, мелочи нормальной жизни. Автобус содрогался и стонал на пути через весь город.

Все снова постепенно становилось знакомым. Я увидела стадион, небоскребы, далекую мерцающую белую башню здания «Икзэминера». А потом в глаза бросился офис отделения Филадельфийского университета по борьбе с лишним весом и расстройствами пищевого поведения, куда я ходила миллион лет назад. Когда единственной моей проблемой было похудеть.

«Найтись», – подумала я и с такой силой дернула за рычаг остановки по требованию, что на миг показалось, я его оторвала.

Я поднялась на лифте на седьмой этаж, представляя, как увижу погашенный свет и запертые двери, удивляясь, зачем я вообще пришла. Но у него горел свет и дверь была открыта.

– Кэнни! – просиял доктор Кей.

И сиял, пока не обошел стол и не принюхался. И не оглядел меня хорошенько.

– Я иллюстрация успеха, – сообщила я и попыталась улыбнуться. – Посмотри на меня! Двадцать килограммов уродливой дряблости исчезли всего за несколько месяцев! – Я потерла глаза и заплакала. – Я худая! Ура мне.

– Садись, – велел доктор и закрыл дверь.

Он обнял меня за плечи и подтолкнул к дивану, где я жалко свернулась, всхлипывая.

– Господи, Кэнни, что с тобой случилось?

– Я гуляла, – начала я, язык распух, а губы потрескались. – Я потерялась.

Голос стал странным и хриплым.

– Я гуляла и зашла с обратной стороны. Я потерялась, а теперь стараюсь, чтобы меня нашли.

Он положил руку мне на голову, нежно поглаживая.

– Давай я отвезу тебя домой.