Элли прислушалась, опасаясь услышать дыхание этого человека
Элли знала, что тратит драгоценное время, застыв посреди комнаты, что нужно двигаться, но ей было страшно. Она боялась пошевелиться, боялась принять неверное решение. Это был не тест, где нужно было выбрать верный ответ и где в худшем случае ей угрожала только низкая оценка. В этой игре ставкой была жизнь, и оставалось только бросить кости и молиться о том, чтобы не выпали два очка.
Элли бросилась бежать.
На бегу она оглянулась и обнаружила, что на веранде никого нет. Она спрыгнула на траву, пересекла поляну и побежала по дороге, по которой они приехали. На земле остались почти незаметные следы колес.
Элли регулярно занималась бегом, это было частью ее режима; она понимала, что бежит слишком быстро, что не сумеет долго сохранять такую скорость. Нужно было замедлить темп, чтобы не лишиться сил посреди леса. Она хватала ртом воздух, дышала хрипло, отрывисто; острая боль под ребрами заставила ее схватиться за бок. Она понимала, что долго так напрягаться не сможет. Элли попыталась распрямить тело, чтобы избавиться от колик, но не смогла. Сейчас ей было не до мыслей о том, чтобы расправить плечи, держать спину прямо, задействовать мышцы кора; она забыла обо всякой ерунде, о которой обычно думала, когда бегала для собственного удовольствия. Сейчас речь шла о ее жизни.
Элли бежала куда глаза глядят примерно полмили, не замечая ничего, кроме биения собственного сердца и боли в груди. Потом она почувствовала, что устала. Она не могла бежать так быстро. Она оглянулась, но на дороге никого не было. Ноги больше не несли, и Элли остановилась, согнулась пополам, упершись в колени, глубоко дыша, чтобы замедлить сердцебиение. Сердце билось в груди, как перепуганный насмерть кролик. Элли по-прежнему сжимала нож – ей уже казалось, что он стал продолжением правой руки.
Надо было подумать. Она покинула дом, и это было хорошо. Если ей повезет, убийца не сразу поймет, что она сбежала, будет по-прежнему топтаться вокруг дома, пытаться терроризировать ее. Однако, сообразив, в чем дело, он наверняка бросится в погоню. Нет, он не мог просто позволить ей уйти. Так не бывает.
Но потом Элли сказала себе, что следы – это не так уж важно. В конце концов, даже самый тупой убийца понял бы, что она могла уйти из дома только по дороге. Глупо было корить себя за следы.
Она дышала более или менее нормально, боль в груди стала слабее, но сердцебиение никак не успокаивалось. Адреналин еще действовал.
Элли снова побежала, на этот раз с обычной скоростью, чуть ли не каждую минуту оглядываясь, постоянно ожидая увидеть на дороге массивную фигуру убийцы. Но его не было. Это, конечно, ее не расстроило, но заставило более внимательно приглядеться к лесу, напомнило ей о том, как он перехитрил ее в доме. А что, если он все-таки
Солнце стояло в зените, но Элли казалось, что оно не дает тепла. Ветра тоже не было, но она дрожала от холода: сильно взмокла, пока бежала. Воздух имел какой-то странный металлический привкус. День был солнечный, безветренный и немного прохладный, но это была не та прохлада, которую ощущаешь на природе в начале осени. Элли вдруг поняла, что это неестественно. Как будто она находилась в помещении с кондиционером.
Элли резко остановилась и внимательно осмотрела все вокруг: небо, деревья, траву, дорогу. Ей показалось, что она вот-вот поймет, в чем дело. Все мелкие детали наконец складывались в целостную картину.
– Элли?
Откуда-то справа донесся тоненький, дрожащий голос, а потом из-за деревьев появилась Мэдисон. Спотыкаясь, она выбралась на дорогу и бросилась к Элли.
– Элли, Элли, Кэм убили, – рыдала Мэдисон, уткнувшись ей в плечо. – Она умерла. Кто-то пришел и убил ее, пока мы стояли за дверью, совсем рядом.