Хорошие девочки не умирают

Перед глазами все расплылось. Сначала Элли подумала, что у нее запотели очки, но потом поняла, что беззвучно плачет. Ей хотелось рыдать во весь голос, хотелось кричать, но она запретила себе это. Нельзя поддаваться слабости, у нее нет права устраивать истерики, как Мэдисон. Она должна держаться.

Она была последней выжившей.

Стив перестал дергаться, внезапно запахло мочой и экскрементами.

«Он умер, – подумала Элли, вытирая слезы. – Он умер, и теперь я совсем одна».

Она-то думала, что умнее всех; считала, что знает, как себя вести в экстремальной ситуации. Она всегда просчитывала наперед самые худшие сценарии. Но какой толк от ума, если она не смогла спасти друзей?

Ты не принимала в расчет человеческую природу. Забыла о том, что не все способны вести себя хладнокровно. Ты не могла предвидеть, что один из вас исчезнет среди ночи, вторую накачают наркотиком, а третья свихнется и с воплями убежит в лес.

Она чувствовала странную, жуткую тяжесть где-то внутри, тяжесть, которая приковывала к месту, не давала пошевелиться, не давала убежать, не давала думать. Элли просто ждала и ждала, потому что не знала, что делать дальше. Знала только одно: если этот человек придет за ней, она без боя не сдастся.

Это не похоже на тебя. Ты всегда говорила, что реагировала бы совсем не так, если бы оказалась в одном из своих любимых фильмов.

(я никогда больше не буду их смотреть это не шутка это не смешно это происходит на самом деле)

Ты же всегда говорила, что вела бы себя разумно, что была бы в числе выживших. Ты не запаниковала бы, не потеряла бы голову, не стояла бы, трясясь от ужаса, как делаешь это сейчас.

(мои друзья погибли они погибли)

Элли сделала глубокий вдох, едва не разревелась, вдохнула снова.

У меня все получится. Я не одна. Просто нужно найти Мэдисон.

Она взглянула в сторону входной двери, за которой только что материализовался гигант-убийца, подобно Кожаному лицу из «Техасской резни бензопилой».

Почему я не разглядела его лицо? Все, что я помню, – его фигуру, высокий рост, широкие плечи и еще красную рубаху.

Откуда-то из глубин подсознания всплыло воспоминание. Когда-то, много лет назад, она читала книгу, в которой грабители банков одевались в яркую одежду с броскими узорами, чтобы отвлечь свидетелей; и после налета люди помнили только, что на преступниках были банданы в горошек или что-то вроде того. Она поняла, что это произошло сейчас и с ней. Она видела только красную рубаху.

И нож. Нож я тоже видела.

Тем не менее в одном Элли была совершенно уверена: она никогда прежде не встречала этого человека. Она бы обязательно запомнила такого великана.

Выходит, если Брэд замешан в убийствах – а это вполне возможно, потому что я до сих пор не видела доказательств его невиновности, – то у него есть сообщник. Но ты же с самого начала это знала, ведь кто-то же должен был находиться снаружи и стучать в стену, пока Брэд был в доме и притворялся спящим.

Элли поняла, что, если она не решится на какие-то действия, то так и будет без конца прокручивать в голове события последних суток, размышлять о вещах, не имеющих никакого значения, биться над разгадкой тайн, которые вполне можно было оставить неразгаданными. Какая ей сейчас разница, кто убийца? О его личности можно будет сколько угодно размышлять потом, когда она найдет Мэдисон, когда они убегут из проклятого леса и найдут людей, которые смогут им помочь.

Но он где-то там. Он передвигается бесшумно. А вдруг убийца прямо сейчас залезает в окно спальни Брэда и Кэм? А вдруг он на веранде, ждет, пока я выбегу из дома? Что же мне теперь делать? Что же делать?