Пока толстяк продолжает о чем-то талдычить, пробиваюсь сквозь недовольную толпу и, подойдя к потускневшей женщине, осторожно беру ее под руку. Распорядитель бросается было ко мне, но я торможу его жестом. Женщина с опаской смотрит на меня.
— Не беспокойтесь, Евгения Федоровна, — говорю, — я ваш друг.
Тем временем с разных концов зала выходят Олег, Анна Ильинична и Татьяна, прикрывая фланги и тыл. И тогда я бесцеремонно прерываю распоясавшегося оратора:
— Прошу меня извинить, я попросил господина распорядителя дать мне возможность выступить вне очереди, так как приехал из города, где Федор Евгеньевич сделал самые известные изобретения, из города, где хорошо известно его имя, где ценят его идеи и открытия, легшие в основу современных технологий самых разных областей науки и техники.
Вижу, как толстяк в очках пытается возмущаться, но к нему уже подходит Татьяна и произносит несколько коротких магических фраз, после которых тролль немеет и только с удивлением таращится на нас. А я продолжаю:
— Таким образом, я являюсь основным экспертом по наследию Чижевского и в некотором роде сам изобретатель. Позвольте возразить оппонентам, выказавшим сомнения в целесообразности трудов великого изобретателя и необходимости популяризации его деятельности.
При слове «великого» толпа мрачно ропщет, заглушая меня.
— Попрошу внимания, — вмешивается Олег, — особенно господ журналистов, сейчас будет сенсация!
Народ настораживается. Молодчина, Олег! Но где ж я ее возьму — сенсацию?
— Вот вы, — обращаюсь к старому орку, — отказываете в ценности дипломам Пражского общества изобретателей, но даже не удосужились прочитать, какими именами они подписаны. Вы плохо проинформированы: к середине двадцатых годов прошлого века Прага стала центром, объединившим изобретателей мирового уровня, а Пражское общество изобретателей получило международный статус, никакого другого института изобретательства в мире в ту пору не существовало. Неужели кто-то всерьез думает, что подписи Томаса Эдисона и Николы Теслы ничего не значат и не являются свидетельством заслуг Чижевского?
В глазах Евгении Федоровны появляются слезы. Она благодарна неожиданной поддержке; Анна Ильинична пытается ее успокоить. Журналисты шумят, чувствую, что угасший было интерес к изобретателю вновь разгорается. Надо бы еще подбросить сухих поленьев. И я подбрасываю:
— Что касается ткани. Кто вам сказал, что Чижевский изобрел новую ткань? Смотрите глубже: Чижевский изобрел технологическую модель, позволившую получить множество новых, разнообразных по свойствам тканей. Кто хочет увидеть, да увидит: на стендах представлены чертежи и разработки технологических процессов.
Что касается бессмысленности игрушек. Позвольте заметить, что игрушки не бывают бессмысленными, если в них играют дети. Когда Чижевский изобрел цветомузыкальную установку, никто и подумать не мог, что когда-нибудь индустрия развлечений воспользуется этим и сумеет извлечь колоссальную прибыль. Он был мечтатель и в игре музыки и цвета прозревал новые открытия. Не случайно полюбоваться его игрушкой приезжали и Маяковский, и Прокофьев, и все-все-все, кто стремился проникнуть в таинственную тьму и познать истину.
Что касается простоты. Давно замечено, что гениальное просто. И в этом нет ничего удивительного: колесо, оттого что оно просто, не перестает быть гениальным изобретением. Не надо путать простое с примитивным. Вот пример простого изобретения Чижевского: он первым догадался вставить катушку индуктивности в антенну типа тарелки и научился передавать энергию на расстояние без проводов. И он опередил время, поскольку технические возможности начала прошлого века были еще слабы, но в новую эру этот подход получил развитие и имеет грандиозную перспективу. Посмотрите, сейчас наши города опутаны невероятным количеством проводов и кабелей, в будущем люди постараются избавиться от них, и свежая инженерная мысль, несомненно, воспользуется изобретением Чижевского.
И еще: я хочу обратиться к дочери изобретателя. Дорогая Евгения Федоровна, нет никакого сомнения: у вас действительно великий отец и вы вправе им гордиться.
Аудитория ошарашена услышанным и какое-то время безмолвствует.
— Браво, — громкие хлопки раздаются со стороны входа.
Оборачиваюсь и вижу Максима Валерьевича. Приехал все-таки, не выдержал старик! Зал поддерживает его, в шуме аплодисментов журналисты обступают организаторов мероприятия, а наша группа медленно отходит к дверям.
Учитель сказал: «Любая из известных позиций предполагает потенциальные варианты развития. Разрывающий мглу прозревает их, пестует природу и удлиняет век, пренебрегающий ими ранит дух и безвременно гибнет». Он, проникший в таинственную тьму, вмещал в своем сердце и свежесть субботнего утра, и спелую сладость бабьего лета, и беззвучную тоску суровой обыденности.
Олег с Анной Ильиничной подбрасывает нас до центра на вертком, шустром «пежо».
— Не такие уж вы и придурки, — смеется он, прощаясь. — Надеюсь, через год снова свидимся.