— И у меня стихам предшествует какое-то напряженное смысловое поле. Когда мысли созревают до какой-то индивидуальной формы, которой еще не было в жизни, формы приобщения к чему-то бывшему. А поводом может послужить что угодно. К примеру, когда я занимался переводом, меня тронула одна английская строчка, ее грамматическая форма. Она настолько понравилась, что сразу стихи пошли. Я написал тогда: «Что ты за этим искал, незрячий…» — стихи, связанные с другом-наркоманом, сейчас он умер. Совпало несколько драматических событий, и эта форма английская вызвала вспышку поэтической активности. Я думал в то время долго о Славе. Я тогда только приехал из Питера. Мне Сережка Леонтьев и говорит: «Ты слышал новость?» Я как-то сразу: «Кто умер?» Как-то в его интонации я почувствовал трагедию. Он говорит: «Ты знаешь, Славка умер». Ему двадцать шесть лет было. Мы были друзьями, у нас рок-группа была, мы сочиняли вместе, тусовались, наркотики пробовали. А я уехал как раз с Элькой, будущей женой, моя жизнь изменилась потом. А он здесь золотого укола дождался, наконец. От него подруга ушла к другому, его так ломало. Помню, у меня лег и спрашивает: «У тебя нету прослушивающего устройства. Я хочу знать, о чем они разговаривают». Вечером наколется, выпьет — все вместе употреблял. А еще и астма у него была. Я потом, когда психологией занимался, узнал, что у каждой проблемы соматические проявления. Астма, например. Ну, вот он и умер. А у нас такая дружба была искренняя, что я это воспринял так, будто сам умер. Я о нем тогда постоянно думал. Не то что я умер, а как бы часть меня. Вот у Хемингуэя же есть книга со строчкой из Джона Донна — «По ком звонит колокол». Смерть каждого человека умаляет живущих. Поэтому, когда спрашивают, по ком звонит колокол, надо понимать, что он звонит по тебе… Смотри, одна девушка осталась небеременной. Обладали бы мы такой возможностью… правом исправлять…
— Э-э… что за бардак, а?
— У меня раньше была такая идея. Думал, люди-то мы цивилизованные, время пришло кабинки вдоль дорог поставить, палаточки такие разбить… Потому как идешь порой, смотришь на девушку, она на тебя посмотрит, сверкнет в глазах желание, и раз — тут же сразу в палаточку. Мне казалось, так нужно.
— Возможно. Все надо делать вовремя: не полил вовремя растение с бутонами — и они уже никогда не распустятся; зазвонил телефон, не взял трубку — и разговор не состоялся. Нужно быть активным, действовать, чтобы беременность благополучно разрешалась. Не можешь сам родить, так будь повивальной бабкой. Действуй, Леша, действуй!
Не обижайте кенгуру!
Есть у меня такой вид отдыха — прогулка по книжным магазинам. Правда в последнее время замечаю за собой странность: чаще хожу в книжный не для того, чтобы купить нужную или понравившуюся книгу, а чтобы ознакомиться с новинками и потом попытаться скачать их в Интернете. Стою подолгу у полок и читаю. Это не всегда нравится продавцам в зале. Они все норовят «раскрутить меня на деньги».
Вот и сегодня подскакивает ко мне гнусного вида консультант на кривых ножках. Кого-то он мне напоминает. Да, точно, — это же кенгуру в очках! Интересно, бывают ли кенгуру мужского пола. А у них тоже есть сумки? Не надо отвечать на этот вопрос, я уже понял, что кенгуру-мужчины сумок не носят. Но вот этому очкарику сумка очень бы подошла. Хотя нет. Как бы такой рахитик носил кенгурят? Вид его неприятен. Хочется, чтобы его полусогнутые в коленях ноги спружинили и он, перепрыгнув через стеллажи, ускакал в направлении…
— Вам помочь найти что-нибудь?
И голос мерзкий, точно как у Галкина, пародирующего Баскова! Вынужденно откликаюсь:
— Да, конечно, помогите, — и называю невообразимого автора и такое причудливое наименование, которого консультант отродясь не слышал. Недоуменно покачав головой, парень уже хочет уйти, но я не позволяю ему этого сделать:
— А у вас есть третье издание книги Игоря Фролова «Теория танца» на башкирском языке в переводе Айдара Хусаинова?
Работник книжной торговли начинает грустить и сожалеть, что связался со мной.
— Нет, у нас такой нет, бормочет он.
А я его добиваю:
— Давно мечтаю приобрести «Фаллософию» Дмитрия Масленникова…
Парень уходит посрамленный. Я понимаю, что в ближайшие полчаса меня никто не потревожит, и собираюсь посмаковать приглянувшийся роман. Но не тут-то было!
Вдруг вижу, как рядом мама и дочка выбирают книжку из школьной программы. Дочка с сомнением листает «Отцов и детей» Тургенева.
— О чем эта книга? спрашивает заботливая мамаша, видимо, никогда в школе не учившаяся, у девушки с бейджиком.
— Про взаимоотношения детей и родителей, — не задумываясь, отвечает симпатичная книгопродавщица.
— А эта? подключается дочка, показывая па «Преступление и наказание».
— Эта про Раскольникова, как он старушку убил. Если б надо было выбрать, то я бы остановилась на ней, она интереснее, — разъясняет милое создание.
— Ладно, возьми ту, что потоньше, и пошли, резюмирует родительница.
Я настолько потрясен нечаянно подслушанным диалогом, что, когда дочка с мамой наконец уходят, переспрашиваю: