Хорошие люди. Повествование в портретах

Собрались гости. День душный, парит, видно, к грозе. Запьянели все быстро, из дома гул мужского говора, хохот. И тут подкатывает к дому мотоциклетка с коляской. Два милиционера в ней, при оружии. А ещё с улицы видно, что Пастухи гуляют. Калитка настежь, народ туда-сюда, собаки бегают с костями в зубах, перепало, значит, со стола.

Один в избу пошёл, по пути напуская на лицо серьёзность, поправляя кобуру. Второй в пыльной коляске остался ждать.

Потом выходит тот милиционер какой-то сбитый с толку, идёт к коляске, втолковывает что-то товарищу. А следом уже Митька выкатывается, подходит, выпятив живот, и тоже начинает бубнить.

И вот ведь уговорил Митька ментов! Обождите, мол, ребята, поимейте жалость, дайте праздник догулять. Не на один же день уводите…

И сидели-ждали те милиционеры, вошли в положение. Терпеливо курили. Тот, что в коляске, время от времени порывался идти забирать, но второй его как-то урезонивал.

Митька-то их, конечно, в избу звал, за стол, но тут уж они гордость проявили.

Неизвестно, сколько бы эта волокита продлилась, да разрешила дело гроза. Когда припустил ливень, тут уж милиция не выдержала. Забежали в дом, вывели под руки Митьку с рюкзаком, а тот, шатаясь и смеясь, всё оглядывался назад, вещал что-то туда, своим.

И покатил гружёный мотоцикл, разбрызгивая грязь, под проливным дождём, с мокрыми милиционерами и пьяным Митькой.

У дороги, намокая, стояли деревенские.

– А они это точно Митьку забрали? – спросил кто-то.

* * *

Похоже, что сидел всё-таки Митька. Но поговаривали, что когда Райка с Лёхой ездили его навещать, менялись братья местами. Уж больно после тех поездок матерел Лёха. И с каждым разом прибавлялось у него блатной речи в разговоре, и возвращался он с тех свиданий насоскучившийся вдруг по деревне. Здоровкался со всеми, обнимался. То ли Лёха это был, то ли Митька, то ли опять Лёха. Ну, да Бог их знает. Отсидели, короче.

А Райка за это время замуж выскочила, сыночка родила, Вадика. Муж какой-то невнятный попался, быстро исчез он, то ли бросил её, то ли тоже сел. Но сына Райка растила старательно. Оказалась она девкой серьёзной. Сформировалась в ладную бабу, с материнским прищуром из-под рыжей чёлки, звонким голосом и с практичностью. Стала в семье за старшую, так как мать их неожиданно тихо умерла. Схоронили. Братья на похоронах очень плакали.

Как раз накатили тут свободные времена, и пошло по ветру районное хозяйство. Стали новые люди вокруг деревни участки выкупать и дачи строить богатые. А Райка, подмяв под себя растерявшихся близнецов, назначилась прорабом на тех стройках. Братья набирали в бригады работяг-гастарбайтеров и возились с бумажками. Райка командовала.

Стоя под лесами, орала вверх, сложив руки рупором:

– Рахим! Ты чего, туды-ялды, раствор бросил?! Посохнет, я твоей башкой отколачивать буду! Мамед, да скажи ему, он по-нашему не петрит ни черта. А ты, Ашотик, слезай, доску привезли!

Одновременно она отмахивалась от Лёхи, пихавшего ей в руки какие-то квитанции и растерянно бубнившего про сроки. Бумаги рассыпались, падали в грязь. А Райка периодически покачивала стоявшую тут же коляску, в которой мирно спал сын Вадик.

Но дома при всём при этом строились.

Райка чётко знала по именам всех работяг. Потому как и селила их всех у себя. На Пастушихином участке продолжался бардак. Только теперь это был бардак деловитый.

Дом Пастухов стоит в самом центре деревни, так вот тогда появились посреди деревни странные обитатели. Они сидели между забором и дорогой на корточках, нахохлившись в каком-то неуверенно-замёрзшем положении, и покуривали. Так Раины жильцы проявляли уважение к хозяевам, даже на участке не курили. Деревенские обходили их стороной, не понимая, здороваться или нет, потому что всех путали.

По выходным от участка Пастухов плыл запах баранины и плова.

– Вот и не воруют вроде… Да опять не слава Богу, – вздыхали соседи. – Басурман в деревню напустили…

Слово «басурмане» звучало отчуждённо и уважительно. Не нравилось никому это нашествие. Но его как-то сносили: «понаехали не от хорошей жизни, да всем работа нужна, да дети у них, опять же, как не понять…»

* * *

А вот следующую затею Пастухов деревня не переварила. Взбунтовался народ.

Дело в том, что в деревне отродясь магазина не было. И в его отсутствии имелся свой смысл. Продукты, конечно, приходилось ходить закупать в совхозе, но зато и выпивка – за три километра, кому надо – дойдёт, но дистанция необходимая, оберегающая мужиков от беспредела. Автолавка ещё приезжала раз в неделю, но, опять же, закупаешься у всех на виду, народ лишнего разгула не допустит. Так и жили.

Организовать кооперативный ларёк на главной улице придумала, конечно, Райка. Купила она где-то подгнившую, списанную бытовку. Близнецы, отдуваясь и ворча, долго сгружали её с грузовика, потом пристраивали напротив дома, латали, вставляли в проём стекло-окошко, Лёха порезался. Братья ведь были не очень-то рукастые. Выходила Райка, твердила, что неровно стоит, подкладывали кирпичи… Вечером подкатила «Газель» и что-то загадочное внутрь ларька в темноте заносили. Какие-то коробки.