Хорошие люди

Станислав задумчиво смотрел себе под ноги, вспоминая все «представления» и знакомства, и ему было не по себе. Отступать поздно, конечно, но что, если попроситься в другую смену? Почему обязательно он должен работать в отцовской смене? Станислав представил себе, как он ежедневно будет видеть отца; тот станет следить за ним, проверять каждую деталь, которую он изготовит своими руками, придираться к каждому просчету, а это приведет к многочисленным стычкам.

Надо работать в другой смене! Пусть — в заготовительном цехе, но — у другого мастера.

Повеселев, он поднял голову и увидел, что находится неподалеку от книжного магазина. Станислав испытал желание поделиться с Тамарой Акимовной своими мыслями и планами. Он старался не думать о том, что у него просто-напросто возникло желание увидеть эту добрую и красивую женщину.

Станислав толкнул дверь и вошел в полупустой магазин. Тамара Акимовна, увидев гостя, пошла ему навстречу.

— Станислав! — Она обняла его, но тут же легонько оттолкнула, внимательно посмотрела ему в глаза: — Ты напрасно убегал.

— Напрасно, Тамара Акимовна.

— Осознал? Вот и замечательно. Отец действительно тебя ударил?

— Немножко. Он нечаянно.

Тамара Акимовна грустно улыбнулась:

— За нечаянно бьют отчаянно, Стасик. Но тебе надо было прийти ко мне, а не бежать. Ведь прислал же ты ко мне Юру. Ты когда вернулся?

— Два дня назад.

— A-а… Значит, отец тебя видел уже?

— Конечно.

— Ну и как?

— Все в порядке.

— Слава богу.

Тамара Акимовна была в красивом розовом платье, волосы падали ей на лоб, глаза и губы улыбались; невозможно было найти название этой невероятной красоте. Станиславу было грустно от того, что Тамара Акимовна до сих пор не живет в их доме. Тогда бы он мог каждый день любоваться ею.

Станислав сказал, вздохнув:

— Мы с ним поговорили по душам. Он мне предложил работать у них на заводе.

— Только этого и не хватало! — возмутилась Тамара Акимовна, сердито сдвинув брови.

Станислав удивился:

— Почему?

На этот раз недоумение отразилось на лице женщины:

— Ты разве не понимаешь? Ведь тебе надо закончить школу! О какой работе может идти речь? Может, твой отец пошутил?

— Мы серьезно говорили.

— И ты согласился с ним?

— Да.

— Жаль. — Она сделала паузу. — Жаль. И жаль, что я не могу с ним поговорить.

Станислав не обратил внимания на эту ее фразу.

Тамара Акимовна спросила снова:

— А школа?

— Я пойду в вечернюю.

— Значит, — сказала она после паузы, — эта идея с твоим трудоустройством принадлежит Клавдию Сергеевичу?

— Я ведь не против.

— Дело не в этом, — Тамара Акимовна рассеянно смотрела поверх головы Станислава, в окно. — «Против» ты или «за» — это особый разговор… Впрочем, что это я? Лезу со своим уставом в чужой монастырь…

— Не в чужой, — сказал Станислав.

Тамара Акимовна ответила с грустной улыбкой:

— Чужой, чужой… Как там Юра?

— Нормально.

— Он в ту ночь у меня был.

— Я знаю. Ну, я пойду, Тамара Акимовна.

— И когда же ты начнешь трудиться?

— С понедельника. Я даже знаю, какой станок у меня будет.

— Вот как?

— Циркульная пила! Режет толстые доски, как нож — масло. Р-раз — и готово! — Станислав бодрился, понимал, что бодрится, и боялся, что Тамара Акимовна тоже понимает это. — До свидания, — сказал он, — я пойду.

Он был настолько разочарован разговором с Тамарой Акимовной, что настроение снова упало.

Иногда трудно разобраться в логике взрослых. Станислав видел в Тамаре Акимовне человека, который в ближайшее время станет ему родственником. Еще он видел в ней будущего хорошего товарища. Тамара Акимовна мало напоминала тех взрослых женщин, которых принято называть «тетями». Она не «тетя». Она именно Тамара Акимовна — со своими серьезными и доверчивыми глазами, которые, кажется, знакомы Станиславу всю жизнь и которые не могут принадлежать человеку холодному и равнодушному; она именно Тамара Акимовна с ее мягкой улыбкой, круглым лицом и прядкой светлых волос, упавших на лоб; она именно Тамара Акимовна, с которой так приятно говорить о пустяках, о «пустяшных пустяках» (фраза отца), потому что любой пустяк в ее устах приобретает вес.

Играя в тот день в футбол, Станислав смотрел на себя со стороны. Он думал, что мальчишки смеются над ним: без пяти минут станочник, а гоняет мяч вместе с пацанами.

Но никто ничего не думал, потому что никто ничего не знал.

Когда стемнело так, что уже нельзя было разобрать, где свои, а где чужие, Станислав и Юрка вернулись домой. Отец ужинал.

— Появились, мальчики? Ну, кто кому забил гол?

— Всяко было, — сказал Станислав, снимая рубашку. Вышел в сени, умылся под умывальником, вернулся в горницу, сел рядом с отцом.

— Тебе-то, по моему разумению, не следует уже мяч гонять, — как бы между прочим произнес Клавдий Сергеевич.

«Ну, вот».

— Это я только сегодня… У меня, отец, — Станислав почему-то не мог произнести слово «папа», — у меня, отец, мысль одна появилась. Только ты, прежде чем соглашаться или нет, подумай как следует.

— Учить меня будешь! Выкладывай.

— Я подумал, что нам с тобой не резон работать в одной смене.

Лицо отца вытянулось, щелочки-глаза стали еще уже.

— Это почему?