Несмотря на размолвку с Тамарой Акимовной, Клавдий Сергеевич вернулся в тот день домой в хорошем расположении духа и с места в карьер решил уладить отношения с матерью. Варвара Петровна, как всегда, была занята делом. Но по лицу старушки Вахтомин безошибочно определил, что сегодня она настроена менее враждебно и что разговорить ее не составит особого труда.
Клавдий Сергеевич приветливо сказал:
— Здравствуй, матушка!
— Виделись уже, — суровым тоном ответила Варвара Петровна.
Клавдий Сергеевич подошел и обнял ее за плечи:
— Хватит быть такой серьезной, матушка. Больно ты сурова второй день. Если чем обидел тебя — извини.
Бабушка Варвара отстранилась, но в разговор вступила:
— Я — что… Меня вон не сегодня-завтра на погост снесут, и вся недолга. Обо мне не тужись, Клавдий.
— Честное слово, матушка, я погорячился. Прости меня, если можешь, и давай не будем больше дуться друг на друга.
— Ладно уж, чего там, — глухо произнесла Варвара Петровна. — Ты бы вон о Станиславе подумал. Хоть и взяла я грех на душу, а болит теперь сердце… Ох, как болит!
— Вот видишь, — не преминул заметить Вахтомин, отходя от матери и хозяйским оком оглядывая комнату. — Вот видишь, к чему привело твое легкомыслие.
— Надо что-то делать, Клавдий…
— А что делать? Завтра сяду на поезд и махну в Дементьево, к приятельнице твоей. Поймаю Стаську за ухо и приведу обратно.
— Не дерись только, за христа ради.
— Не буду, матушка, — благородно ответил Вахтомин, — успокойся. Я тот раз погорячился. Нельзя, конечно, потакать ему, но я теперь иначе сделаю. Не поймет — пусть на себя пеняет… Ты уверена, матушка, что он поехал к твоей подружке?
— Куда же ему деться…
— Юрий дома?
— Ушел футбол слушать…
— A-а… Футбол… Ну, ладно. Пусть слушает, пока каникулы.
— Купил бы ты приемник, Клавдий. Скучища в доме — хоть плачь. Иной раз и хочется концерт какой послушать, а радио нет…
«У Тамары есть приемник», — хотел сказать Вахтомин, уже и рот раскрыл, но вовремя спохватился. Спохватился, вспомнив о том, что случилось; Клавдий Сергеевич вспомнил холодные Тамарины слова и чужие ее глаза; хорошее настроение стало уходить — будто его и не было!
— Купим, — ответил он старушке и отправился в сени, хоть и не знал, что ему понадобилось там. Увидев умывальник, погремел им, побрызгал водой в лицо, вернулся в горницу, спросил: — Пожевать есть что-нибудь, матушка?
— Как же нет.
— Бывает, что и нет…
Варвара Петровна улыбнулась, лицо ее осветилось сотней мелких и глубоких морщинок.
Клавдий Сергеевич молча сел к столу, задумчиво уставился в угол. «Тамара Акимовна, как же так? — обратился он мысленно к стенке. — Что за фортель выбросили вы так неожиданно?»
— Случилось что? — мать поставила на стол вазу с хлебом.
— Ерунда, ничего такого не произошло, матушка, — ответил Клавдий Сергеевич. — Просто я раздумал жениться. Вот и вся история.
— Жениться передумал? На Тамаре-то Акимовне?
— Именно на ней. Да и наш домик нам с тобой не продать. Поэтому будем жить без изменений.
Варвара Петровна продолжала пытливо смотреть на него:
— Что произошло, Клавдий?
— Тебе чего волноваться? Повздорили — и всего дела…
Варвара Петровна всплеснула руками:
— Клавдий, ты потеряешь свой последний шанс, опомнись. Такую женщину, как Тамара Акимовна, днем с огнем не сыскать. Умная, красивая, приветливая… Не говори, что поругались. А и поругались — не вешай носа. Помиритесь!
— Не помиримся, не маленькие. И хватит об этом, матушка. Все. Баста. Пусть она себе ищет человека поинтеллигентнее, образованного… Чтоб книжки читал… Гусь свинье не товарищ… Все, матушка. Мечи щи из печи. Что там у тебя?
Утром следующего дня Клавдий Сергеевич поехал в Дементьево. Он еще издали увидел во дворе знакомого дома Павла Павловича — мужа Любови Матвеевны, заядлого садовода-любителя — и, подойдя к калитке, окликнул его. Павел Павлович обернулся, долго, не узнавая, смотрел на гостя, потом воскликнул:
— Неужели Клавдий Сергеевич?
— Он самый.
— Заходи, заходи, будь гостем.
Хозяин завел гостя в дом, усадил на табурет.
— Кури, если хочешь.
— Не балуюсь. Курить — здоровью вредить…
— Само собой. Я ведь тоже… — Павел Павлович помялся. — Сейчас позову жену.
— А где она?
— У соседей с утра сидит, где ж ей быть? У такой же старухи и сидит, как сама.
— Какая же Любовь Матвеевна старуха, — любезно сказал Вахтомин. — Шестьдесят лет…
— Шестьдесят три.
— Неважно.
— Да нет, важно.
Павел Павлович пошел было к двери, но вернулся и тоже сел на табурет. С любопытством посмотрел Вахтомину в глаза:
— Если не секрет, что у вас там стряслось, в Вахтомино?
— А в чем дело? — спросил в свою очередь Клавдий Сергеевич. — Что ты имеешь в виду?
— То и имею, что вчера к нам милиция заявлялась. Участковый наш. Интересовался, где мы спрятали твоего старшего сына.
— Значит, — размышляя, спросил Клавдий Сергеевич, — Станислав у вас не появлялся?
— Зачем ему появляться здесь? Он что, действительно, сбежал из дома?
— Сбежал, подлец. Думали, что к вам подался. Тем более, что матушка моя, — тоже головы нет на плечах у человека! — помогла ему в этом. «Езжай, говорит, внучек, поживи у Любови Матвеевны в Дементьево».