— Нет, к нам он не приезжал, — повторил Павел Павлович. — Если бы он был у нас, вы бы еще вчера узнали об этом… От милиции. У них связь — будь здоров.
— Я думаю, — согласился Вахтомин.
— Сейчас Любу позову.
Вахтомин хотел уехать назад. Только теперь, узнав о том, что Станислава в Дементьево не было и нет, Вахтомин встревожился не на шутку. Если сын не поехал в Дементьево, куда же он делся? Куда мог побежать без документов и без теплой одежды? Кому он нужен? Не махнул ли с дурости в Тамбов? Самые тревожные предположения лезли Вахтомину в голову, и Клавдий Сергеевич решил первым же поездом вернуться назад. Павел Павлович и Любовь Матвеевна убеждали его остаться хотя бы до утра, погостить («Сын уже дома, небось!» или «Он вообще никуда не уезжал, у товарища переночует пару ночей да и вернется… Товарищей всех поспрашивали?..»). Последнее предположение, которое сделала Любовь Матвеевна, показалось Вахтомину не лишенным смысла. А что, — решил Клавдий Сергеевич, — вполне возможный вариант. Никуда Станислав не поехал, а сидит у какого-нибудь дружка и слушает по радио футбол.
— Что ж, Любовь Матвеевна, может, вы говорите вполне справедливые слова. Поеду утром. Когда утренний проходит здесь?
— В семь.
— Вот утренним и вернусь… — Вахтомин тыльной стороной ладони хлопнул по другой. — Какой же негодяй!
— Дети… — сказал Павел Павлович. — Успокойся, Клавдий Сергеевич. Сейчас я тебе покажу коллекцию моих открыток об освоении Северного полюса…
Клавдий Сергеевич рассматривал открытки и пил чай. В этот самый час Станислав в пригородном поезде возвращался из Тамбова домой…
В деревне же Вахтомино ничего не изменилось, если не считать того, что после девяти часов утра Варвара Петровна накинула на голову платок и отправилась в село, чтобы поговорить по душам с Тамарой Акимовной.
Выйдя из-за прилавка и поздоровавшись, Тамара Акимовна спросила:
— Что случилось, Варвара Петровна?
— Ничего не случилось.
— Станислав вернулся?
— Я думаю, что он погостит там немного.
— Значит, вы знали?
— Выходит, так. Только я, Тамара Акимовна, пришла не из-за Станислава вовсе.
— Разве? Неужели есть что-то важнее?
— Выйдемте на улицу, Тамара. Тут у вас больно людно…
На улице старушка подвела Тамару Акимовну к ближайшей скамейке.
— Посидим, милочка…
— Посидим, Варвара Петровна.
Тамаре Акимовне не понравилось слово «милочка», которое произнесла Варвара Петровна; но у Тамары Акимовны и в мыслях не было обвинить старушку в неумении подбирать слова.
— Я что хочу у тебя спросить, Тамарочка, — начала Варвара Петровна ласковым голосом. — Я пришла узнать, почему это вдруг мой Клавдий Сергеевич раздумал на тебе жениться?
— Ах, вот в чем дело. Ну, если он вам сказал об этом сам, мне нечего добавить, Варвара Петровна.
Старушка скользнула взглядом по ее лицу.
— Не хитри, Тамарочка. Что-то произошло меж вами. Говори, что. Небось, поправить еще не поздно.
— Поздно, Варвара Петровна.
— Да ведь он любит тебя! Он всегда говорил, какая ты замечательная женщина, карточку в кармане носит в блестящей бумаге…
— Изменить ничего нельзя уже, Варвара Петровна.
Тамара Акимовна могла бы признаться, какая тяжесть легла на ее сердце, когда она узнала, что Клавдий Сергеевич, который казался ей всегда самостоятельным человеком и любящим отцом, который, как ей думалось, сумеет защитить ее от возможных жизненных бурь, — этот человек избил своего родного сына! Надо ли говорить о том, какое разочарование испытала Тамара Акимовна? Она в новом свете увидела многие поступки Вахтомина — те поступки, которые в свое время казались ей странными, но вполне объяснимыми. В ту ночь Тамара Акимовна осознала, что ее вдовья жизнь остается без изменений; Тамара Акимовна решительно и бесповоротно вычеркнула из своего сердца Клавдия Сергеевича Вахтомина.
Но разве могла она сказать об этом Варваре Петровне?
Варвара Петровна взяла ее за руку:
— Милочка, моему сыну нужна жена. Такая жена, как ты — умная и красивая. Чтобы он любил ее и носил на руках. Он не старик. Что там — сорок девять лет! Для мужика это не возраст…
— Варвара Петровна, я уж сказала вам. Ничего нельзя изменить.
— Тамара, Тамарочка, не говори такие слова, подумай! Я уверена, что тебе многое не понравилось в нем… Да? Правда? Но ведь правильно говорят в народе: стерпится — слюбится. Уважь старуху, милая. Погоди принимать главное решение. Все еще изменится.
Варвара Петровна мечтала видеть в своем доме нормальную человеческую семью, в которой жизнь внуков согрета присутствием пусть не родной матери, зато хорошей мачехи. Варвара Петровна знала о том, что Тамара Акимовна произвела на ребят хорошее впечатление. Старушка часто становилась невольной свидетельницей мальчишеских разговоров. Она обрадовалась, когда узнала, как они относятся к Тамаре Акимовне; бабушка Варвара перекрестилась: «Может, все теперь образуется».
И вдруг все сломалось в одночасье.