— Я не знаком с писанием, Веня, — не принял он шутку друга. — И я не могу решить сразу за троих. Могу только за себя. К тому же Люде надо быть здесь по многим причинам. И Оля подрастает, в школу когда-нибудь пойдет… Я этого не учел.
— Жаль.
— Извини.
— Причем здесь ты? — друг был великодушен. Повторил: — Жаль. Я надеялся. Придешь ты к нам на рудник, думал я, натаскаю я тебя на экскаваторе и будем мы с тобой… — Вениамин прервал свою речь. — Ладно, я не обижаюсь. Буду надеяться, что когда-нибудь вы передумаете.
— Все может быть, — согласился Станислав, хоть и не верил в то, что Людмила может передумать.
Когда Вениамин уехал, Людмила спросила:
— Снова агитировал?
— Мы говорили о другом, — ответил Станислав.
До конца ноября Станислав на работу не устраивался, привыкал к семейной и гражданской жизни. Наступил декабрь; снегу выпало много, и он долго не таял. Погода была похожа на российскую, и это радовало Станислава. Он с наслаждением выходил утром на улицу пробежаться по хрустящему снегу, подышать морозным воздухом, полюбоваться, если была хорошая видимость, горными вершинами, казавшимися близкими и легко доступными. В такие минуты Станислав мечтал о лыжах, о лыжных прогулках; но он знал, что снег скоро растает — больше недоли не продержится. Вспомнив об этом, он с легким разочарованием вздыхал и начинал думать о Вахтомино, о доме, о Юрке, с которым они любили пробежаться на лыжах по первопутку, стараясь обогнать один другого — Станислав всегда оставался побежденным.
В конце декабря Станислав устроился работать на мебельную фабрику — станочником в заготовительный цех. Людмила советовала ему — «пока не поздно» — выбрать более денежную профессию, но Станиславу казалось, что на всех заводах платят одинаково. Он не получил в армии никакой новой специальности, как получил ее Вениамин; Станислав все три года только тем и занимался, что стрелял, бегал, слушал политинформации и охранял различные объекты.
Станислав пришел на мебельную фабрику, открыл дверь заготовительного цеха — и знакомые запахи и гул станков взволновали его, о многом ему напомнили. В первые дни работы он не мог отделаться от ощущения, что вот-вот подойдет к нему Вадим Кирьянович Рожков и скажет: «Стас, эту деталь ты запорол»; были и более яркие и грустные ощущения. Иногда, особенно во второй половине дня, когда движения рук становились все более автоматическими, Станислав, услышав вдруг громкие голоса за спиной, вздрагивал. В самый первый момент ему чудился голос отца, но мгновение быстро уходило, и Станислав усмехался: «Больно ты впечатлительный!»
Глава четвертая
Три года спустя
— Я очень жалею, — говорила Дильдор Аскаровна, — что вы уходите. Очень буду вас вспоминать.
— Мы к вам будем приходить в гости, — сказал Станислав.
— А вы к нам, — добавила Людмила.
— Да-да, обязательно. В гости — обязательно.
Мебельная фабрика выделила Станиславу квартиру в одном из микрорайонов города, несколько удаленном от центра, но зато в кирпичном (а не в бетонном) доме, что очень нравилось новоселам.
Прошло три года с тех пор, как Станислав Вахтомин, демобилизовавшись из армии, начал работать на мебельной фабрике. Событий за это время произошло немало, но наиболее большим и печальным было одно — скоропостижная смерть бабушки Варвары. Новая рана появилась в сердце Станислава — вина перед Варварой Петровной. Почему он не посетил родных после демобилизации? Почему нужно было обязательно тянуть с этим целый год (он собирался поехать в Вахтомино, как только получит первый отпуск), и почему ни сама бабушка Варвара, ни Юрка не настояли на его приезде?
Станислав пришел домой с работы, и Людмила протянула ему телеграфный бланк. «Бабушка скоропостижно умерла» — гласили неровные строчки. Станислав помчался в аэропорт за билетом. На другой день была суббота и должен был прилететь Вениамин, но на другой день в шесть часов утра Станислав был уже в воздухе.
Станислав задержался в пути: долго не принимала Москва, и пришлось полдня сидеть в Ташкентском аэропорту. Из Москвы до Вахтомино надо было добираться поездом.
На станции Станислава встретил Юрий — вытянувшийся, белоголовый, серьезный. Незнакомым голосом сказал:
— Мы вчера схоронили бабушку.
Братья побывали на могиле бабушки Варвары, положили цветы. Трудно было поверить в то, что не стало человека, к которому Станислав был привязан больше, чем к кому бы то ни было еще. Теперь Станислав не смог бы вспомнить, какие именно слова он произносил, прощаясь с бабушкой Варварой четыре года тому назад. Но дело было не в словах. Он помнил другие: он простился с ней, как и вообще со всеми, легко, без болезненных переживаний. Если бы он мог знать, что уже никогда не увидит ее! «Она всегда была его заступницей, — думал Станислав. — Всегда».