– Конечно, я поняла бы, что это ложь. Валечка не ходила на работу, она домашняя хозяйка. Разговариваю с домработницей Кулагиных, и вдруг раздается голос Марины:
– Мам, что такое гипертонический криз?
Я объяснила:
– Очень высокое давление. Это опасно, может случиться инсульт.
– Ой, ой, бедная тетя Валя, – расстроилась Маринка, – надо ей отнести что-нибудь вкусненькое.
Это последний наш с ней разговор. Больше я дочь не видела, она как в воду канула.
– Что обнаружила милиция? – спросил Макс.
– Ничего, – ответил вместо Нестеровой Энтин, – вообще никаких следов. Билет на электричку девочка не покупала. Могла поехать зайцем, но ее на платформе не видели.
– Может, просто не заметили, – пробормотала я.
– Нет, там на скамеечке всегда сидела Клава, местная продавщица, – объяснила Антонина. – Дом у нее стоит почти впритык к железной дороге, семьи нет. Клавдия Петровна жила с тремя котами. Магазин она закрывала в семь и перемещалась на платформу. Клаву называли: информбюро. Она все про каждого знала, отличалась простотой, которая хуже воровства. Придет в лавку кто-то из местных жительниц или дачница, а Клава ей прямо в лоб и заявит: «Муж твой вчера с электрички сошел, а с ним баба молодая. Юбка заканчивается чуть ли не под шеей. Хорошенькая такая! Они в сторонку отошли за кусты, не хотели, чтобы я их видела. Пришлось мне встать и с другого конца платформы в заросли заглянуть. Уж как они целовались! Как в последний раз! Как перед смертью! Потом твой супружник ушел, а девчонка села в электричку и в Москву уехала. Делай выводы!»
Не один брак Клавдия Петровна разрушила. Но Марину она не видела. Все. Больше сказать нечего. И вдруг мне звонят из детективного агентства и сообщают, что нашли записку, где упоминаются имя, отчество и фамилия дочери. Я ничего не поняла. Где отыскали бумажку? У кого?
– В квартире покойной Веры Арамакиной, – ответила я. – Вы знали эту женщину?
– Веру Арамакину? – повторила гостья.
– Она меняла фамилию, – уточнил Макс, – от рождения Вера была Марамамакиной. Но несколько лет назад стала Арамакиной.
– Нет, не помню такую, но это не исключает, что мы пересекались когда-то, – протянула Нестерова и вскочила. – Мариночка! Девочка! Ее признали умершей! А она жива! В Москве! Дайте мне адрес! Скорее! Я не знаю, почему дочка сбежала! Много лет я пыталась понять: что было не так? Но ничего не вспомнила! Если Мариночка до сих пор зла на меня, то я не стану ей навязываться. Просто хочу обнять свое дитя, поцеловать, сказать, что папа умер. Дайте мне ее адрес!
– У нас его пока нет, – сказал Энтин.
– Телефон, телефон, телефон, – причитала Нестерова.
– Не знаем его, – вздохнул Константин Львович, – нам ничего не известно о судьбе вашей дочери.
Антонина села.
– Где вы нашли упоминание о моей девочке? Лампа, пожалуйста, скажите!
– В одной квартире, – пробормотала я.
– Дайте мне адрес, – потребовала Антонина.
– Зачем? – прищурился Энтин.
Антонина Васильевна не стала скрывать своих намерений.
– Сяду на ступеньках подъезда, вдруг Марина туда придет!
– Лучше этого не делать, – покачал головой Константин Львович. – Женщина, которая упомянула вашу дочь, сама хотела ее найти. Полагаю, Марина в той квартире никогда не появлялась.
– Антонина Васильевна, значит, вы не знакомы с Верой Арамакиной? – уточнила я.
– Среди близких знакомых ее нет, – подтвердила гостья, – но у меня много студентов, аспирантов. Я связана с научными издательствами, может, жизнь сводила меня с этой женщиной, но я не помню ее.
Я решила не сдаваться.
– И фамилия Марамамакина вам не знакома?
Нестерова сделала отрицательный жест рукой.
– Ответ тот же. Среди знакомых такой нет.
– А Анелию Борисовну Орехову вы знали? – подхватил Макс.
– Нет, нет, – прошептала Антонина. – Среди сотрудников кафедры, где я работаю, никого из вами перечисленных нет. Боже! Марина жива!
Я вскочила и обняла гостью.
– Пожалуйста, не надо пока делать поспешных выводов. Просто найдена записка с упоминанием Марины Анатольевны. И только. У Марины был друг по имени Алексей?
Глаза Нестеровой потемнели.
– На что вы намекаете? Хотите сказать, что у моей дочки были сексуальные контакты?
Я изумилась, хотела ответить, но вместо меня это сделал Энтин:
– У подростков много тайн даже от любящих родителей.
Нестерова побагровела.
– Моя дочь не такая! Она чистая девочка! Не смейте пачкать доброе имя нашей семьи. С мальчиками она не встречалась, не общалась! Никаких Алексеев около этой девчонки не было. Ох!
Антонина сгорбилась.
– Простите, нервы подводят. Мариночка необщительной была. Любила гулять одна. Возьмет книгу и на целый день в лес уходит. Извините, от стресса я не владею собой. Поверьте, я не грубиянка, не хамка!
– Вы храните личные вещи девочки? – перевел разговор в другое русло Макс.
– Да! Ни одного карандаша не выбросила, ни скрепочки, – всхлипнула Нестерова. – Ее комнаты дома и на даче заперты. Там все осталось, как при жизни девочки! Ох! Что я говорю! Ведь она не умерла, не погибла! Да? Так?
– Разрешите нашему эксперту осмотреть комнаты? – попросил Вульф. – Михаил аккуратный человек, после его ухода все останется на своих местах.