Хорошие плохие чувства. Почему эволюция допускает тревожность, депрессию и другие психические расстройства

Массив данных оказался поистине золотой жилой. В большинстве исследований горя респондентов просят вспомнить, какими были их отношения и здоровье до утраты, но полностью полагаться на эти данные нельзя, поскольку память ненадежна и утрата влияет на воспоминания. В отличие от этих исследований участников проекта CLOC (The Changing Lives of Older Couples – «Перемены в жизни пожилых пар») всесторонне изучали до утраты[626].

Следующие три года я собирал исследовательскую группу и добывал финансирование на анализ данных. Между тем кто-то посвящает изучению горя всю свою научную карьеру. Одни из лучших специалистов в этой области, в частности психологи Камилла Уэртман и Джордж Бонанно, любезно согласились принять участие в работе и помогали бесценными консультациями. Моей напарницей в этом исследовании стала молодая социолог Дебора Карр – без ее знаний и усердного труда нам вряд ли удалось бы добиться успеха.

Некоторые открытия стали для нас полной неожиданностью. Так, например, многие клиницисты считают распространенным явлением «отсроченное горе», которое предвещает дальнейшие проблемы. Однако почти ни у кого из наших респондентов не отмечалось сильного горя вслед за периодом очень слабо выраженного горя непосредственно после утраты. Еще одно по-прежнему популярное среди психиатров убеждение, что для восстановления после потери близкого человека горе нужно прочувствовать и что «непроработанное горе» чревато проблемами. Не нашли мы подтверждения и этому. Кроме того, мы считали, что внезапная утрата вызывает более острое горе, – и тоже, как выяснилось, заблуждались[627].

Одно из самых крупных открытий противоречило тому, что я проходил в курсе психиатрии. Меня учили, что тяжелое или продолжительное горе обычно обусловлено амбивалентным характером отношений с усопшим. Основывалось это представление на идее Зигмунда Фрейда, что бессознательный гнев на ушедшего любимого и близкого человека обращается у остающегося в живых на себя и провоцирует депрессию. Сколько часов я потратил на то, чтобы помочь скорбящим пациентам в депрессии проработать этот бессознательный гнев. Как же мы были потрясены, когда никакого подтверждения этой установке в наших данных не нашлось. Те, чьи отношения до утраты можно было охарактеризовать как амбивалентные, горевали меньше других. Как сказал бы Гомер Симпсон – «Вот же фигня!». Но были и оправдавшиеся прогнозы: самым надежным предвестником развития депрессии после утраты оказалось, как и следовало ожидать, наличие депрессии в анамнезе.

А как же моя целевая группа – те, кто почти не испытывал горя? Таких набралось много, но у них не наблюдалось практически никаких отличий от остальных ни в прочих взаимоотношениях, ни по здоровью, ни в решении жизненных задач. Моя изначальная гипотеза, что у таких людей обнаружатся серьезные проблемы, оказалась ошибочной. Однако стоило мне углубиться в индивидуальные записи, и я в очередной раз убедился в том, что понял давным-давно: люди невероятно субъективны. Несколько человек, у которых не отмечалось никаких симптомов горя через полгода после утраты, в беседе через полтора года заявили, что непосредственно после печального события горевали очень сильно. У других было с точностью до наоборот. Через полтора года после утраты они не помнили, чтобы горевали раньше, однако в записях, сделанных через полгода, были зафиксированы ощутимые проявления симптомов. Люди очень субъективны.

Горе – это переживание настолько трагичное и страшное, что поневоле задаешься вопросом, почему оно в принципе существует. Вероятных ответов два: либо это бесполезный побочный эффект работы механизмов, создающих близкие взаимоотношения, либо это особая форма печали, которая дает преимущества, аналогичные тем, которые дает печаль при других видах потерь.

Мало кто из исследователей занимался этим вопросом. Британский психолог Джон Арчер написал замечательную книгу, в которой доказывал, что горе – это цена любви[628]. Он утверждал, что само по себе горе бесполезно, однако боль утраты необходима для того, чтобы придавать вес близким связям. С его точки зрения, горе – это досадное следствие неспособности естественного отбора обеспечить преимущества отношений, построенных на любви, не сопрягая их с невероятной болью.