Хорошие плохие чувства. Почему эволюция допускает тревожность, депрессию и другие психические расстройства

Склонность расценивать симптомы как расстройства представляет проблему и для остальных отраслей медицины, где ее называют «иллюзией клинициста»[135]. Симптомы воспринимаются как сама болезнь, поскольку они мешают человеку жить и работать. Боль быстро превращает существование в кошмар. Диарея способна привести к смерти от обезвоживания. Кажется, что пользы от таких симптомов нет и быть не может, тем более что от купирования их лекарственными средствами ничего страшного не происходит. И все же в определенных ситуациях боль, диарея, жар и кашель играют полезную роль. В норме они проявляются при возникновении (или, согласно принципу «пожарной сигнализации», при гипотетическом возникновении) соответствующей ситуации. Ненормально их чрезмерное проявление. Недостаточное проявление тоже ненормально, хоть и менее заметно. Степень нормальности проявления оценивается по ситуации[136],[137],[138].

Многие реакции помогают организму адаптироваться к меняющимся обстоятельствам[139],[140],[141]. Физиологи изучают механизмы, подстраивающие дыхание, сердечный ритм и температуру тела под меняющиеся условия[142],[143],[144]. Поведенческая экология исследует когнитивные, поведенческие и мотивационные изменения, приспосабливающие организм к смене внешних условий[145],[146],[147]. Способность испытывать страх, гнев, радость и ревность так же полезны в определенных ситуациях, как пот, дрожь, боль и жар[148].

Человеку, измученному негативными эмоциями, может показаться абсурдом сама мысль, что от них бывает какая-то польза. Попытаемся преодолеть эти вполне понятные сомнения: вот четыре веских основания предполагать у симптомов эволюционное происхождение и пользу. Во-первых, такие симптомы, как тревога и грусть, – это (точно так же, как пот или кашель) не какие-то диковинные проявления, возникающие ни с того ни с сего у считаных единиц, а вполне устойчивая реакция, которая в определенных обстоятельствах проявляется почти у всех. Во-вторых, проявление эмоций регулируется механизмами, включающими их в соответствующих ситуациях, а такие контрольные системы могут развиться только для признаков, влияющих на приспособленность. В-третьих, отсутствие реакции может быть пагубным: недостаточное откашливание при воспалении легких повышает риск летального исхода, недостаточная боязнь высоты повышает вероятность падения. И наконец, некоторые проявления работают на благо наших генов, невзирая на цену, которую приходится при этом платить их обладателю.

Эмоции служат не нам, а нашим генам

Теплым летним вечером 1975 года я заступил на суточное дежурство в больнице. В отделении все было тихо-мирно, в приемном покое тоже, поэтому я принялся читать новую книгу Эдварда Уилсона «Социобиология» (Sociobiology). И буквально в полночь застыл как громом пораженный, наткнувшись на следующую фразу:

Любовь встает в один ряд с ненавистью, агрессией, страхом, экспансивностью, замкнутостью и так далее – она сливается с ними, поскольку ее предназначение не в том, чтобы способствовать счастью отдельной особи, а чтобы обеспечить максимальную передачу контролирующих генов[149].

Я моментально понял, как заблуждался в своих представлениях о поведении и эмоциях. Я привык думать, что задача естественного отбора – сформировать нас здоровыми, счастливыми, славными и отзывчивыми участниками сообщества. Увы, это не так. Наше счастье естественному отбору абсолютно безразлично, в расчетах эволюции значение имеет только репродуктивная успешность. А я, получается, уже десять лет занимался лечением аффективных расстройств, почти ничего не зная о нормальных эмоциях. Промаявшись почти всю ночь беспокойным рваным сном, я решил, что надо восполнить пробелы, и порылся на предмет эмоций в своих учебниках по психиатрии. Там обнаружилась сплошная невразумительная невнятица, вызывающая лишь недоумение и тоску. Эти эмоции свое дело сделали, и я переключился на что-то другое.

Спустя некоторое время ко мне на прием попал студент, которому нужно было как-то справиться с ревностью. Причем срочно. «У меня потрясающая девушка, – объяснил он, – и другой такой у меня в жизни не будет. Мы живем вместе несколько месяцев, но она говорит, что уйдет, если я не прекращу ревновать. Так что мне нужно прекратить». Он живо представлял себе, как она целуется с другим, но оснований подозревать ее в неверности у него не было. Иногда он следил за ней тайком, проверяя, действительно ли она идет на работу, периодически под разными предлогами звонил, проверяя, где она находится. Ни депрессии, ни психоза у него не наблюдалось.