Хорошие плохие чувства. Почему эволюция допускает тревожность, депрессию и другие психические расстройства

Что касается «научной психологии» чувствований, то, должно быть, я испортил себе вкус, знакомясь в слишком большом количестве с классическими произведениями на эту тему, но только я предпочел бы читать словесные описания размеров скал в Нью-Гэмпшире, чем снова перечитывать эти психологические произведения. В них нет никакого плодотворного руководящего начала, никакой основной точки зрения. Эмоции различаются и оттеняются в них до бесконечности, но вы не найдете в этих работах никаких логических обобщений[163].

Мне, конечно, было лестно, что наши мысли сходятся, но крайне удручало, что за сотню лет в области изучения эмоций практически ничего не изменилось. И вовсе не потому, что великие умы ленились поучаствовать в этом. Если бы периодическая система эмоций существовала, легион исследователей уже давно бы ее открыл. Вопрос, который упорно остается без ответа, обычно просто неправильно задан. Может, искомого не существует? Может, эмоции настолько органически сложны, что любое формальное описание будет грубейшим искажением фактов? Что, если эмоции совершенно нельзя уподоблять деталям спроектированного механизма? Кто-нибудь пробовал взглянуть на эмоции с эволюционной точки зрения?

В первую очередь я заглянул в дарвиновское «О выражении эмоций у человека и животных» (The Expression of Emotions in Man and Animals)[164], подчеркивающее сходство в эмоциональных выражениях между Homo sapiens и остальными. Для многих специалистов по эмоциям этот труд служит отправной точкой[165], но я увидел в нем прежде всего изложение эволюционной истории эмоций, почти не затрагивающее их функции. В конце концов я наткнулся в одном из сборников на статью Алана Фридлунда, название которой отражало мои сомнения: «Антидарвинизм Дарвина в работе “О выражении эмоций у человека и животных”» (Darwin’s Anti-Darwinism in The Expression of Emotions in Man and Animals)[166].

Фридлунд объяснял, что Дарвин писал эту книгу как контраргумент для физиолога, невролога и художника Чарльза Белла (того самого, чье имя носит периферический паралич лицевого нерва), заявлявшего, что тридцать две мышцы человеческого лица были даны человеку Господом как средство коммуникации[167],[168]. Дарвин опровергал это утверждение, отслеживая преемственность эмоциональной мимики и поз у разных видов животных. Этой преемственности он и уделял основное внимание, ничего не говоря о том, как эмоции приспосабливались к нуждам того или иного вида в определенных обстоятельствах. Он рассматривал прежде всего коммуникативную функцию, не касаясь физиологической, когнитивной и мотивационной. В результате дарвиновское сочинение об эмоциях вышло и в самом деле антидарвиновским. И оно оставило свой отпечаток: мы до сих пор видим в мимических выражениях главным образом средство коммуникации, а вопрос о преимуществах, которые эмоции дают при отборе, обходим относительным молчанием.

Следующий шаг в эволюционном подходе сделал в 1960-х нейробиолог Пол Маклин. Он предложил модель «триединого мозга», три составляющие которого, как он считал, формировались в ходе эволюции одна за другой[169]. Самую древнюю и глубинную – рептильный мозг – он называет источником инстинктивного поведения. Средняя часть – лимбическая система – выступает источником эмоций. И наконец, самая молодая составляющая, кора, обслуживает абстрактное мышление и имеется только у приматов. Ни приписывание разным частям мозга отдельных функций, ни модель последовательного эволюционного развития долго не продержались[170]. Однако нам важнее, что и эта теория оставляет за скобками вопрос, как эмоции наделяют нас преимуществами при отборе.

Современные нейробиологи, в частности Джозеф Леду, ищут новые способы продемонстрировать, как определенные участки мозга, например миндалина, участвуют в проявлении таких эмоций, как страх. В ходе своих исследований Леду обнаружил два проводящих пути для страха – «нижний», вызывающий стремительную реакцию, и «верхний», более медленный, предполагающий бóльшую когнитивную обработку[171]. В этих подходах гораздо полнее освещены функции эмоций, хотя о том, как они повышают приспособленность, тоже говорится мало.