Хорошие плохие чувства. Почему эволюция допускает тревожность, депрессию и другие психические расстройства

Хотя путь к новым способам лечения эмоциональных расстройств в рамках эволюционной парадигмы будет небыстрым, некоторые возможности для практического применения намечаются уже сейчас. У эмоций есть смысл, и мы должны постараться понять, о чем они нам сообщают. Как правило, они пытаются побудить нас к каким-то действиям или, наоборот, к их прекращению. Порой они правы, и к ним стоит прислушаться[241],[242],[243],[244],[245],[246]. Однако не всегда. Иногда они толкают нас на поступки, которые служат нашим генам, но губительны для нас. Иногда они проистекают из превратного восприятия действительности, иногда порождаются аномалиями мозга. Чтобы принять благоразумное решение, нужно учитывать все вероятности. Нередко нам удается справиться с этим самостоятельно, и все же помощь специалиста трудно переоценить.

Специалисты по эмоциям, придерживающиеся механистического подхода, определяют, где произошел сбой, и рекомендуют подходящее лечение. Они склонны списывать все на какую-то одну причину, будь то когнитивные искажения или патологии мозга, и воздействовать именно на нее. Приверженцы эволюционного взгляда на эмоции вырабатывают инженерный подход. Они осознают и пользу эмоций, и исторически сложившиеся конструктивные ограничения, из-за которых мы подвержены эмоциональным расстройствам. Поэтому эволюционисты учитывают не одну, а множество вероятных причин, предполагающих множество способов лечения. Они не записывают автоматически положительные эмоции в полезные, а отрицательные – во вредные, а анализируют, насколько данная эмоция соответствует обстоятельствам. Они не кидаются искать сбой в механизмах управления эмоциями, а оценивают остроту симптомов относительно ситуации. Они не объявляют нормальное проявление симптомов безоговорочно полезным для человека, они считают вполне вероятным, что эмоция обслуживает интересы наших генов, жертвуя нашими личными интересами. Они не сваливают все провоцирующие факторы в одну кучу с табличкой «стресс», они готовы, не жалея сил, докапываться до источника проблемы конкретного человека. Иными словами, они думают и действуют как врачи.

Глава 5 Тревожность и пожарная сигнализация

Тот, кто научился страшиться надлежащим образом, научился высшему[247].

СЁРЕН КЬЕРКЕГОР, «ПОНЯТИЕ СТРАХА», 1844

Я стоял на большом валуне у кромки Тихого океана на мысе Пойнт-Рейес чуть севернее Сан-Франциско, хмельной от умопомрачительного солнца, ветра и соленых брызг, которыми обдавали меня невысокие буруны. Воткнутая неподалеку табличка предупреждала: «Осторожно! Возможна внезапная высокая волна. Не рекомендуется ходить по камням». Да нет, откуда возьмется внезапная волна в такой чудесный день… В следующую секунду я оказался по пояс в ледяной воде и скользкий камень ушел из-под ног. Мне сильно повезло, что временная недостаточность страха не стала для меня роковой. Каждая прогулка по берегу моря до сих пор вызывает живейшие воспоминания, приправленные тревогой, побуждающей к осторожности.

Те же, кто, едва не захлебнувшись во внезапно нахлынувшей волне, испытает лишь восторг, имеют все шансы рано или поздно сгинуть навсегда. Другие впадут в противоположную крайность – перепугаются настолько, что зарекутся на пушечный выстрел приближаться к океану. Какие уж тут игры на пляже, если постоянно думаешь о том, что тебя вот-вот накроет цунами. Человека с тревожным расстройством при малейшем намеке на опасность кидает в пот, он напрягается, у него учащается пульс, сердце колотится, паника нарастает, ему хочется сбежать.

До обращения в нашу клинику Марта не покидала своего дома много лет. За покупками ходил ее муж, одежду (неуклонно растущую в размерах) она заказывала по каталогам.

Сэм был отличным плотником, но, когда садился в обеденный перерыв перекусить с остальными, от волнения не мог проглотить ни крошки. Рабочие, считая, что он просто задается и брезгует ими, не упускали случая позубоскалить, когда он все-таки отваживался что-то сказать, и только усиливали тревожность.

Джули тоже не могла есть при других – потому что боялась подавиться. Питалась она дома в одиночестве, предварительно доведя любое блюдо до консистенции жидкого пюре.

Мэл когда-то любил бывать на воздухе. Он каждый день выходил на пробежку, пока однажды в нем не поселился страх заразиться лихорадкой Западного Нила от комариного укуса. После этого он засел дома, а когда все-таки возникала необходимость куда-то наведаться, обмазывался густым слоем репеллента.

Билл боялся заразиться ВИЧ, но не во время секса, а при посещении общественного туалета. Даже понимая умом, что в действительности это невозможно, он все равно не отлучался из дому дольше чем на час и годами не ездил в отпуск.