Хорошие плохие книги

А кроме детективщиков были в те времена еще второстепенные писатели-юмористы. Например, Петт Ридж – правда, его книги, признаю́, теперь уже не читают; Э. Несбит[117] с ее «Искателями сокровищ»; Джордж Бирмингем[118], который был хорош, пока держался в стороне от политики; фривольный Бинстед[119] («Питчер» из «Розовой») и, если позволительно включить сюда американские книги, Бут Таркингтон[120] с его «Пенродом». Ступенькой выше большинства из них стоял Барри Пейн[121]. Некоторые его юмористические произведения, предполагаю, переиздаются еще и сейчас, но тому, кому попадется «Клавдиева неделя», книга, представляющая теперь большую редкость, я энергично рекомендую этот блестящий образец макабра. Чуть позже по времени был Питер Бланделл, писавший в духе У.В. Джейкобса[122] о дальневосточных портовых городах и, похоже, незаслуженно забытый, несмотря на то, что его хвалил в печати Герберт Уэллс.

Тем не менее все книги, которые я упомянул, – это откровенно «эскапистская» литература. Они оставляют приятные отметины в тихих уголках нашей памяти, где можно побродить, когда выдается свободная минутка, но едва ли претендуют на какую-либо связь с реальной жизнью. Существует другой тип хороших плохих книг, с более серьезными задачами, который позволяет нам кое-что понять о природе романа и причинах его упадка. В последние пятьдесят лет действовала целая когорта писателей – некоторые из них работают и поныне, – которых совершенно невозможно назвать «хорошими» с точки зрения строгих литературных критериев, но которые являются романистами от природы и которые достигают эффекта искренности отчасти потому, что не ограничены хорошим вкусом. К этой категории я отношу Леонарда Меррика, У.Л. Джорджа[123], Д.Д. Бересфорда[124], Эрнеста Реймонда[125], Мэй Синклер[126] и – на более низком, чем перечисленные, уровне, но, по существу, очень близкого им – А.С.М. Хатчинсона[127].

Большинство из них были плодовитыми авторами, и не удивительно, что качество их произведений отличалось. В каждом случае я назвал бы по одному-двум лучшим произведениям, например: «Синтия» у Меррика, «Кандидат на правду» у Д.Д. Бересфорда, «Калибан» у У.Л. Джорджа, «Комбинированный лабиринт» у Мэй Синклер, «Мы, обвиняемые» у Эрнеста Реймонда. Авторам всех этих книг удалось, отождествив себя с воображаемыми персонажами и сопереживая им, вызвать к ним симпатию с непосредственностью, какой более искушенным писателям трудно достичь. Это свидетельствует о том, что интеллектуальная рафинированность может быть помехой для рассказчика, так же как для артиста мюзик-холла.

Возьмем, например, «Мы, обвиняемые» Эрнеста Реймонда – особенно отвратительную, но убедительную историю убийства, вероятно, основанную на деле Криппена[128]. Думаю, роман много приобретает от того, что автор лишь частично осознает вульгарность людей, о которых пишет, а потому он не презирает их. Вероятно даже, этот роман – как «Американская трагедия» Теодора Драйзера – выигрывает от грубой, скучной манеры, в которой написан; деталь наслаивается на деталь почти без какой бы то ни было попытки отбора, и в результате постепенно создается эффект чудовищной, все перемалывающей жестокости. То же и с «Кандидатом на правду». Его стиль не столь неуклюж, но в нем проявляется та же способность принимать всерьез проблемы самых заурядных людей. Это же наблюдаем в «Синтии» и по крайней мере в начальной части «Калибана». Бульшая часть написанного У.Л. Джорджем – дрянной мусор, но в этой конкретной книге, основанной на карьере Нортклиффа[129], он создает запоминающиеся и правдивые картины жизни мелкой лондонской буржуазии. Некоторые части этой книги, вероятно, автобиографичны. Одно из преимуществ хороших плохих писателей в том и состоит, что они не стесняются описывать собственную жизнь. Выставление себя напоказ и жалость к себе – погибель для романиста, и все же, если он слишком боится проявления этих свойств, его творческий дар может пострадать.