Разноцветные субмарины, катера, авианосцы, шхуны и бригантины, чего только не было на том состязании! Мальчик-Буратино с большим белым чубом принес пограничный катер, где даже фигурки матросов выглядели, как настоящие. Запускали суда в большом бассейне. Мальчики накручивали винты и опускали свои поделки в воду. Оценивались дальность и внешний вид. Из зрителей была только моя семья. Отец выглядел торжественно. Временами, подбадривая, он поднимал правую руку и подмигивал мне, и тогда мой копчик холодел. Вовка с Вадиком жались где-то в углу, как нашкодившие коты. Бешеный был вроде моего секунданта, он прижимал к груди завернутую в газету крокодилоподобную «Аврору». И чем больше он видел плоды трудов других участников, тем плотнее прижимал к себе наше общее детище. Металыч производил замеры дальности и объявлял результаты. Я выступал последним, девятнадцатым номером. Когда меня, наконец, объявили, Бешеный прижал «Аврору» так, что порвалась газета, когда я вырывал у него корабль.
– Крейсер «Аврора»! Номер девятнадцать! – словно на аукционе, гаркнул Металыч.
У меня было ощущение, что плыву я сам. Смутно помню, как снял с модели обрывки газеты, как ахнули все вокруг, и нахмурился отец. Как Метылыч застыл в недоумении, а затем пробормотал: «Какая же это Аврора? Это крокодил какой-то!». Помню, как накручивал винт, как опускал в холодную воду зеленую рептилию, которая, сделав несколько судорожных рывков, похожих на агонию застреленного зверя, застыла, проплыв метра полтора. Помню спины убегающих Бешеного с Вовкой и Металыча с рулеткой, размахивающего руками:
– Японская нефть! – ругался он. – Грот-Бом-Брамсель! Ласты мне в панцырь и кошку в пятки! Моллюски пресноводные!!!
Мне дали грамоту. Там говорилось, что в соревнованиях по малым моделям судов на резиновых моторах, я занял почетное девятнадцатое место. Отец с тех пор не называл меня лодырем и тунеядцем. И вообще больше ничего не просил делать своими руками.
Клёпа
– Ах, ты ж, скордатура такая! Обглодала все ноги циммерману! – накидывалась на Клёпу Генриетта Рудольфовна. Она даже ругалась интеллигентно. Поначалу я был убеждён, что скордатура – что-то вроде скотины, пока Володя мне не объяснил, что это какой-то музыкальный термин. Но, обо всём по порядку.
Это было в середине 90-х в Нижнем Новгороде. Моему знакомому, Володе Знаменосцеву, приятели подарили на день рождения уссурийского тигрёнка. Парни занимались контрабандой редких животных. Оказавшийся под рукой маленький хищник был перевязан алым бантом и вручен имениннику. При этом полосатый шипел, вырывался и царапался.
Пили в тот день много. За каждую тигриную лапу, хвост, и особенно, почему-то, усы. Самому тигренку периодически подносили бутылку с молоком, которое тот жадно выпивал через соску.
Подарок Володе понравился. Всё-таки, необычный. И от братвы. Уважают. О том, что будет через год, когда зверь вырастет, никто не думал. В 90-е вообще так далеко наперёд жизнь не планировали.
– Мы построим для него зоопарк! – заявил в конце вечера мужик в малиновом пиджаке и уставшим, помятым лицом – чиновник из городской администрации, с которым Володю связывали какие-то общие дела. – Это будет началом…, – после этих слов малиновый пиджак опустил голову на стол и заснул. Про зоопарк ему никто, конечно, не поверил.
Новость о поселившемся в спальном районе настоящем тигре привела горожан в восторг. Стали обсуждать, когда же хищник сожрёт хозяев. Делали ставки. Выдвигали версии. Володя и его родственники замелькали на местном телевидении, на котором я в то время работал репортёром. На правах знакомого семьи я снимал цикл сюжетов «о тигрёнке, попавшем в каменные джунгли».
Тигрёнок оказался девочкой. Нарекли её Клеопатрой, а называли Клёпой. Размером она поначалу была с маленького щенка, по квартире ходила смешно – боком, натыкаясь на углы. При этом уже рычала басом и шипела, демонстрируя отрастающие клыки. К Знаменосцевым повалили гости – всем хотелось потискать Клёпу, сфотографироваться с ней на полароид. Особым гостям Володя разрешал поить тигрицу молоком из бутылки. Соски приходилось менять через раз, они рвались о маленькие, но острые как бритва клыки.
Спать Клёпа стала с первых дней в супружеской кровати Володи и его жены Ирины. Расталкивая молодоженов, она укладывалась между ними, ревнуя обоих и требуя своей порции ласки и внимания, на которые отзывалась громким, как у трансформатора, урчанием.