Фру Торкильдсен – если вы еще сами не поняли – дама обстоятельная. Возможно, вы также поняли, что она имеет определенную склонность к драматизму, и эти два качества нередко сталкиваются, когда она рассказывает историю о собаках Шефа. Она рассказывает намного больше, чем я хочу узнать. Например, фру Торкильдсен точно известно, сколько галет было погружено на сани и сколько оставлено на складах к югу от избушки перед наступлением зимы. И мне пришлось уточнить:
– На складах? Это что?
– М-мм, как же объяснить… – пробормотала фру Торкильдсен. – Вот когда собаки закапывают косточку, чтобы съесть ее потом, – это то же самое. Помнишь, какой ты был несчастный, когда мы дали тебе огромный бараний хрящ? Ты как неприкаянный несколько дней бродил по дому с костью во рту и все искал укромное местечко. И сколько раз мы вытаскивали эту кость из-под подушек. Не помнишь, что с ней в конце концов сталось?
– Я ее закопал, только не помню где.
– Вот и на Южном полюсе они тоже сделали нечто наподобие. Летом, перед тем как выйти с упряжками, они соорудили чуть к югу склады. Чтобы вернуться – а еда и горючее их ждут. Уму непостижимо, как они умудрились их потом отыскать. Белые холмики, ничем не отличающиеся от других таких же. И никаких ориентиров, чтобы начертить карту, там не было. Белая плоская равнина – вот и все. Чтобы отыскать склады, они отметили их черными флажками.
– По-моему, в том, что они отыскали еду, ничего удивительного нет. Просто если собаки бежали тем же маршрутом, что и годом ранее, они просто шли по запаху.
– В такой мороз? После зимы? Вот уж сомневаюсь, Шлёпик, – поучительно проговорила фру Торкильдсен.
– Да что вы в этом смыслите? Тупая старуха.
– Паршивая шавка.
Похоже, для фру Торкильдсен все самое захватывающее в этой истории с Южным полюсом связано с едой. Может, ничего странного в этом и нет. Как говорится, повар от голода не умрет.
– Понимаешь, это математическая задачка, – растолковывала мне фру Торкильдсен.
– Нет, не понимаю, – честно признался я.
– Всех этих собак надо кормить, – она посмотрела на четыре упряжки на полу, – причем каждый день. Чем дольше экспедиция, тем больше еды надо взять с собой. А поскольку по дороге ничего съестного не будет, они вынуждены нести все съестное с собой. И если они возьмут с собой чересчур много и перегрузят сани, то потребность в еде у собак возрастет. А если возьмут недостаточно, собаки умрут с голоду.
О том, кто умрет от голода последним, у меня имелись вполне обоснованные подозрения, но я промолчал.
– Вот поэтому они и пересчитывали галеты, десятки тысяч галет они пересчитывали несколько раз. Они взвешивали порции для себя и для собак и, исходя из общего количества галет в санях и на складах, делали вывод, на сколько дней им хватит еды. Но был и еще один фактор… – Она умолкла, и в комнате повисла тишина. Наконец фру Торкильдсен снова открыла рот: – И этот фактор – собаки.
– Собачатина – тоже элемент этой математической задачки?
– Да.
– Тьфу.
– Может, сперва все было иначе, но со временем изменилось. Однако, прежде чем рассказывать дальше, напомню тебе кое о чем.
– А это обязательно? Эти ваши напоминания – невыносимая скучища. Может, лучше сразу перейдем к тому месту, где они едят собак?
– Шлёпик, ты должен знать: собак ели не только люди.
Ой, а вот тут что-то не сходится. Ведь фру Торкильдсен говорила, что других существ в антарктических льдах не было, так?
– Англичанины? – предположил я. – Или их пони?
Я к пони всегда с недоверием относился – по-моему, характер у них такой же, как у мелких собак.
Фру Торкильдсен медленно покачала своей иссиня-седой головой.
– Собаки, которых не съели, да, они сами ели собак.
– А-а, так это и есть напоминание? Что закон жизни гласит: «Сожри – или сожрут тебя»? Ясное дело, собаки ели друг дружку. Собаки – подобно людям – сожрут что угодно, если хорошенько проголодаются. А голодные они почти всегда.
– Имелся один показатель, насколько сильно собак мучил голод, – они тогда начинали есть дерьмо других собак. Человеческое дерьмо вошло в их рацион, еще когда «Фрам» шел по морю. Туалет возле зимовки представлял собой здоровенную яму в снегу, и яма эта сверкала чистотой, причем за право поддерживать в ней чистоту собаки дрались. Но, как уже сказано, когда собаки начинают есть собственное дерьмо, звоночек это тревожный.