Хорошие собаки до Южного полюса не добираются

Ну охренеть теперь.

– «Танцплощадка дьявола» – вот как окрестили они эти льды. Трещины во льду вызвали у Шефа единственный приступ патетики. Они почти превратили его в поэта. Эти трещины особенно поражают, если лечь на их край и вглядываться внутрь, – пишет Шеф, – у самых следов видна отверстая дыра в широкой трещине. Вначале она светло-голубая, но под конец в бездонной пропасти становится совсем черной.

Да Шеф у нас поэт.

Вначале
она
      светло-голубая,
но под конец
в бездонной пропасти
становится
совсем
    черной.

– Шеф много про эти трещины пишет, – сказала фру Торкильдсен.

Она напала на след. Фру Торкильдсен все правильно почуяла.

– Я считаю их символом той ситуации, в которой он сам оказался, возглавив этот грандиозный проект и поставив все на карту. Это его собственный страх перед падением. Такое очень свойственно мужчинам. Каждый раз, делая шаг, Шеф думает о том, что его ждет, если он не доберется первым до Южного полюса и не вернется первым же назад. В этом случае лучше смерть в ледяной расщелине.

– Возможно, к этому его побуждает монотонность. Их экспедиция к Южному полюсу разнообразием событий не отличается, – предположил я.

Фру Торкильдсен разубеждать меня не стала:

– День за днем – в санях, за спинами бегущих по льду собак. Со всех сторон плоская белизна, а солнце никогда не заходит за горизонт. Погода то хуже, то лучше, но холод никуда не исчезает. И каждый день одно и то же. Достать палатку. Установить палатку. Все как за день до этого. По плану. Собаки пробегают отмеренные им километры, порций еды достаточно, склады расположены там, где и должны быть. Если бы не мучивший его кошмар, в котором капитан Скотт со своими мотосанями становится первооткрывателем Южного полюса, то вся эта экспедиция для Шефа была бы чисто пасхальными пока-тушками.

– Ну да, ведь так оно и есть, разве нет? Отправляются на покатушки. На прогулку. Строго говоря, они просто гуляли с собаками, пускай и слегка претенциозно.

– Пока не уперлись в стену.

– И когда это случилось?

– Сейчас.

Стена была десять тысяч футов высотой. А фру Торкильдсен говорит, что это высоко – стена заканчивается примерно на той же высоте, где летают самолеты, хотя их я тоже никак не могу углядеть. Стена росла в течение многих тысячелетий, ее строили лед и снег, а ветры полировали ее, и в стене этой полным-полно подлых трещин. Здесь, у подножия холма, располагался последний склад, здесь заканчивалась карта. Оставшийся путь до Южного полюса представлял собой последнее белое пятно в мире.

Это смахивало на азартную игру. Они по четыре раза пересчитывали галеты, желая удостовериться, что козыри у них на руках, но следующий шаг все равно вел их к верной смерти.

Собаки, мало того что смертельно усталые, теперь, после того как сани, то одни, то другие, почти исчезали в трещинах ледника, были дико напуганы. Сейчас, когда непослушные, больные или возбужденные собаки скрылись подо льдом, стая на каминной полке выросла.

Наказание Домработницы

Домработница мне по-настоящему нравится. Сперва ее постоянно меняющийся облик сбивал меня с толку, но позже я осознал, что именно в изменчивости и кроется суть Домработницы. И к чему вообще такому благородному существу, как Домработница, ограничивать себя единым обликом?

Сегодня Домработница явилась в виде молодого – по меркам Домработницы – мужчины. У него имеются маленькая дочка и возлюбленная, которая никак не определится, чего ей надо от этих отношений, а еще он мечтает стать водителем «скорой помощи». И все это я унюхал. Ладно, шучу! Он просто выложил все это фру Торкильдсен, а та слушала его словно зачарованная и кормила коричными рогаликами. Дом сверкает, как всегда бывает перед приходом Домработницы, поэтому у Домработницы есть время помочь фру Торкильдсен там, где сама она не справляется, – убрать садовую мебель.

Домработница пошел в сад, а я увязался за ним. Движуха – это всегда хорошо. Любая. Три стула и маленький столик. Работа немудреная, но Домработница все равно улучил минутку, спрятался за сараем и закурил.

– Ты же не настучишь, Шлёпик? – ухмыльнулся он.

Я не ответил. Лучше так, чем признаться в том, что я не понимаю, о чем он вообще. И я завилял хвостом – старался вилять как можно спокойнее, хоть у меня это и не выходит. Моя цель – чтобы хвост двигался с элегантностью, присущей крыльям крупной хищной птицы, однако получается больше похоже на дворники на лобовом стекле.

А потом Домработница выпустил из ноздрей дым, и тут до меня дошло! Усевшись в белое пластмассовое кресло, он курил пряности!

– Ясное дело, не настучу, – пообещал я.