– В Лос-Анджелесе, – заговорил Мюррей, – определяющее настроение – отчаяние. Чувство, что кто-то где-то получил то, чего заслуживал ты.
Я посмотрел на окна. Здесь все напоминало мотель. К ограде были пристегнуты велосипеды. Лифт не работал, и мы по наружной лестнице поднялись на четвертый этаж. К концу подъема Мюррей запыхтел.
– Удвою счет за тяжелый труд, – сказал он.
Мы остановились перед квартирой F. Мюррей попробовал заглянуть в окно, но на нем были жалюзи.
Он постучал. Дверь открылась сразу, напугав нас. Карлос Пека прятал правую руку за косяком. Он был тощий, лицо изрыто оспинами.
– Копы? – спросил он.
– Я адвокат, – ответил Мюррей, – а он врач.
Карлос подумал и отступил, пропуская нас.
– Извиняюсь за беспорядок, – сказал он. – Подружка моя, когда сердита, все ломает.
В гостиной был разгром. На ковре осколки, кофейный столик перевернут. В софе торчала, кажется, ручка мясного ножа.
– Вы правда врач? – спросил Карлос.
Я кивнул. Он задрал штанину шортов.
– У меня тут саднит.
Кожа на левом бедре припухла и покраснела.
– Похоже на потертость, – сказал я.
Он подумал и будто вспомнил:
– Ах да. Ну ничего.
Он смахнул с дивана тарелки и журналы и жестом предложил нам сесть. Ручка ножа торчала в трех дюймах от моего левого плеча. Вздумай Карлос напасть, я мог бы его выдернуть и воткнуть ему в живот.
Мюррей довольно долго расправлял морщины на брюках.
– Мой клиент, – сказал он, – отец Дэниела Аллена.
Карлос взглянул на меня:
– Это кто такой?
– Он также известен под именем Картер Аллен Кэш.
– Парень, что застрелил сенатора, – улыбнулся Карлос.
– Предположительно, – поправил Мюррей. – Предположительно застрелил.
– Нам известно, – вмешался я, – что вы были в Ройс-холле во время стрельбы.
Карлос вдруг встал и ушел в спальню. Мы с Мюрреем переглянулись.
–
Он пожал плечами. Я дотянулся до рукояти ножа. Она была липкой. Карлос появился из спальни с коробкой в руках. Я медленно опустил руку. Он сел в выпотрошенное кресло-кровать и поставил коробку на колени.
– У моего брата стоял калоприемник, – сказал он.
Ни я, ни Мюррей не нашлись, что на это ответить.
– Он в Фаллудже наступил на пехотную мину. Ногу удалось спасти, но внутренности разворотило.
Он поставил коробку на стол перед нами.
– Врачи обещали, он сможет срать нормально. Может быть, со временем. После нескольких операций. Дали ему надежду. Так что он был очень несчастен, пока ему приходилось срать в мешок. Целыми днями мечтал посидеть на горшке, по-человечески. Когда, погадив, чувствуешь себя как после отпуска в круизе. Он оперировался, лечился. И ничего не помогало. Прошло два года, а он все срал в мешок. Поэтому однажды взял пистолет и вышиб себе мозги. Мама вернулась домой, а его мозги по всей комнате. Мы его кремировали и сложили прах в коробку.
Он постучал по коробке на столе.
– А я каждый день достаю эту коробку и смотрю на нее, – продолжал он. – И знаете, что думаю?
Мюррей покачал головой. Я тоже.
– Принять – значит быть счастливым, – сказал Карлос. – Если бы врачи сказали брату, что он всю жизнь будет срать в мешок, он бы это принял. Сумел бы стать счастливым. Но ему вместо этого дали надежду. Пообещали лучшую жизнь. И он целыми днями ненавидел ту, которая у него была.
Он смотрел на меня. Лицо у него было как пицца с пепперони.
– Вы меня понимаете?
– Нет, – сказал я, хотя его слова эхом отдавались у меня в голове.
– Вам нужно покориться правде, – сказал он. – До тех пор вы не будете счастливы.
– И какова же правда? – надтреснутым голосом спросил я.
– Что вы потеряли сына. Что вы его
– Вы дрались с моим сыном в Ройс-холле? – жестко спросил я. – Он у вас что-то отобрал?
Карлос улыбнулся:
– Дрался?
Мы, не мигая, смотрели друг на друга. Он улыбался все шире, но радости в его улыбке не было. Жизни тоже.
– Расскажите о письмах, которые вы посылали, – попросил Мюррей.
– О каких письмах?
Карлос не сводил с меня глаз.
– Конгрессменам, сенаторам.
– У меня есть мнение, – сказал Карлос. – Есть мысли. Я их высказываю. Держать в себе вредно для здоровья.
– Эти мысли, – заметил Мюррей, – иногда бывают угрожающего характера?
– Это как? – спросил Карлос. – Что значит «угрожающего характера»?
– Что вы делали в Ройс-холле? – спросил Мюррей.
Карлос перевел взгляд на него.
– Здесь вы ничего не добьетесь, – сказал он.
– У нас есть фотография, где вы в белой рубахе на пуговицах, – сказал я. – Вы стояли всего в десяти футах от сцены.
Карлос встал.
– Я показал вам коробку, – сказал он, – а теперь покажу пистолет.
Мюррей встал и сделал мне знак. Я тоже встал. Вместе мы справились бы с ним, не так ли? Двое на одного. Еврей-адвокат и ревматолог, который ни разу никого не ударил.
– У вас много пистолетов, Карлос? – спросил Мюррей.
– Не пистолет убивает, – сказал Карлос, – а пуля.
Я оглянулся на нож. Почему рукоять липкая? Не кровь ли на ней?
– Идем, – сказал я Мюррею.
Тот достал деловую визитку.
– Если передумаете и захотите что-то сказать, позвоните мне.