Несколько месяцев назад меня попросили прочесть лекцию по болезни Кавасаки на медконференции в Остине. Я тогда отказался, а теперь решил все-таки посетить конференцию. Казалось, это судьба. В Остине жил мой сын. Остин, возможно, стал для него поворотной точкой. Поеду и там прочитаю дневник. Я проделаю последний путь, попробую изгнать из себя манию, насытить ее – а потом отсеку, как почерневшую и зловонную конечность.
Итак, через десять дней после визита Мюррея я собирал чемодан у себя в спальне. На следующее утро Фрэн отвезла меня в аэропорт. По дороге мы говорили о том, что надо бы прочистить водостоки. Она спросила, успею ли я к футбольному матчу Алекса – к пятнице. Я заверил, что вернусь. Что еду всего на два дня. Она сказала, что терпеть не может, когда я уезжаю: в эти дни не знает, во сколько идти спать. Я сказал, чтобы ложилась в одиннадцать. Мы поцеловались на месте высадки, и она полушутливо предложила уединиться на пару минут в здании стоянки. Я ответил, что боюсь опоздать на рейс, и достал из багажника чемодан.
Долетели быстро, всего за час. Я доехал бы и на машине, но Фрэн просила не проводить столько времени за рулем. В остинском аэропорту я понюхал воздух. Я искал незаметные перемены, признаки, что эти места чем-то отличаются от других, где я бывал. Водитель встретил меня в зале выдачи багажа. Он выехал по трассе 71 на Южную Конгресса и повернул на север. Мы пересекли озеро Леди-Берд, и он рассказал, что каждый вечер с мая по сентябрь миллионы плодоядных летучих мышей вылетают из-под моста Конресс-стрит и облаком дыма повисают в небе. Он высадил меня у отеля «Интерконтиненталь». Посыльный взял мой чемодан.
В номере я лег на застеленную кровать и уставился в потолок. Я чувствовал, что мне опасно быть здесь. Я так хорошо справлялся. Все держал под контролем, не позволял сойтись двум половинам себя. Приехав сюда с дневником, я нарушил обещание. Данное Фрэн, детям, себе. Теперь я был лжецом, хранителем темных секретов.
В номере было темно, жалюзи опущены. Чемодан лежал на полу как труп и таращился на меня. Руки нервно зудели при взгляде на чемодан. Меня придавил большой груз, тяжелое одеяло изнеможения. Не самосохранение ли заставило меня заснуть? Не гиря депрессии ли тянула меня вниз? Так или иначе, я спал как покойник и проснулся через несколько часов в панике, забыв, где нахожусь. За окном садилось солнце.
Чемодан не двинулся с места.
Я в носках подошел к нему и приоткрыл крышку. Раскопал под пиджаками и туалетными принадлежностями конверт и вынул из него фотокопии страниц. Они еще попахивали химией, чернилами и жаром копировального аппарата.
А потом, не дав себе струсить, я включил лампочку над кроватью и стал читать.
(Прим. редактора: нижеследующее – все, что сохранилось из монтанского раздела личного дневника Дэниела Аллена. Выдержки начинаются за семь месяцев до убийства сенатора Джея Сигрэма)
_____________________________________
Всем, кого это касается: это личный дневник! Если вы читаете это без разрешения, остановитесь! Эти слова не для вас! Вы не способны понять всего их значения. Все, на что вы способны, – понять неправильно.
_____________________________________
5 ноября 20..
Снегопад. От слабого до умеренного. На 287-й заметил, что вижу пар дыхания внутри машины. Надо починить обогреватель. Под Эннисом пришлось остановиться. Нашел в чемодане свитер. Пробежался, чтобы разогнать кровь. Трудно отогнать мысль, что падение температуры – это не просто так. Что зима – символ. Конец года. Его смерть.
Факт: здесь, на севере, солнце садится около шести. Сегодня из-за туч стемнело раньше. Северные леса угрюмы. Другого слова не подобрать. Деревья здесь гуще, и по многу миль я не видел селений. Монтана – триумф природы. Выживание.
Сегодня утром поймал себя на мыслях об Остине. Факт: с отъезда прошел месяц. Я подсчитал, пока вел машину. Месяц. Раньше это слово что-то значило – мера времени, состоящего из рабочих дней и выходных, – а теперь это только дорога. Рассветы и закаты. Заправки и зоны отдыха, столбы миль и двухполосная разметка. Иногда я так долго не вижу других машин, что боюсь, не доехал ли до края земли.
Чтобы занять голову, я сочиняю и наговариваю в запись книгу. Рассказываю самому себе историю открытий – историю человека, который первым открыл эти бесконечные леса. Он бородатый, ехал на грузном битюге, но лошадь при первом снегопаде сломала ногу в незаметной рытвине, и ее пришлось пристрелить.