Хороший тон. Разговоры запросто, записанные Ириной Кленской

Психею, прекрасную и возвышенную девушку, полюбил нежный и страстный бог Амур. Он подарил ей мир фантастической роскоши: сады, сверкающие драгоценности, дворец, изящные утехи любви, «мирты в пурпурных лучах, розы светлыми звёздами отразились в водах дворцов», и нет предела желаниям – исполняется любая прихоть. Но есть одна простая просьба: не пытаться увидеть того, кто влюблён так горячо. Лукавое любопытство смущает – Психея ночью, взяв свечу, взглянула на спящего жениха: Амур прекрасен. Запрет нарушен – и любимый муж, печально вздохнув, улетел. Психея безутешна, она просит помощи у Венеры, ревнивой и могущественной матери Амура. Богиня даёт наказ: спуститься в Аид и принести шкатулку с чудесными средствами для вечной красоты, но нельзя открывать волшебный ларец. И вновь любопытство смутило: Психея открыла шкатулку. Мгновенно ветер вечного сна заключил красавицу в свои объятия. Амур узнал о происшествии и поспешил на помощь к своей возлюбленной: он обнял её, поцеловал и вернул к жизни. Всё счастливо закончилось. Венера примирилась с красавицей, Зевс подарил Психее бессмертие, у влюблённых родилось милое дитя – Наслаждение.

Канова любил в трогательном мифе именно этот момент – поцелуй, оживляющий, прощающий. Если вы любите, вы способны подарить дыхание – новую жизнь.

Князь Николай Борисович Юсупов, «друг просвещения, изящного любитель», посланник государства Российского, влюбился в творение великого мастера и умолял его отдать «Амура и Психею» за любые деньги. Канова не хотел расставаться со своим творением. Юсупов не сдавался – уговаривал, обещал, соблазнял, передал приглашение Екатерины: Канову ждут в России, в Петербурге ему создадут самые благоприятные условия для жизни и работы. Скульптор с благодарностью отказывался: «Я не хочу жить в большей роскоши, чем живу. Я слишком далёк от светской неспокойной жизни». Он с юности привык много и тяжело работать: мрамор съел его лёгкие, но мрамор подарил и радость наслаждения: «Мне противопоказана жизнь в обществе – здоровье хрупкое, характер чувствительный, нравится тишина и одиночество».

Юсупов приходил в мастерскую скульптора, они разговаривали о поэзии, мифах, музыке. Смущали слухи: Юсупов – русский шпион, человек «особых поручений русского двора», но… мил, изящен, умён. Слухи слухами – дружба дружбой. Канова сделал реплику со своей скульптуры, «Амур и Психея» отправилась в холодный Петербург. Юсупов не смог расстаться с любимыми образами – скрыл от Екатерины подарок Кановы, укрыл его у себя в Архангельском и никому не показывал. Он «возвращал себе силы», когда любовался этим шедевром, вновь чувствовал радость, желания, восторг. Пройдёт много лет – «Амур и Психея» переживёт дворцовые перевороты, переезды, пожары, все ужасы беспокойной русской жизни и волею судеб окажется в Эрмитаже.

Сезар Франк, органист и великий композитор XX века, говорил, что этот миф, этот изысканный мрамор возбуждает фантазии. Он сочинил симфоническую поэму «Психея» о странствиях любви в поисках души: «Душа, возлюбившая мир, становится бессмертной».

Строгий величественный бюст Марка Аврелия напоминал: не смерти должен бояться человек, он должен бояться никогда не начать жить, и ни один человек не счастлив, пока он не считает себя счастливым.

Каждый экспонат выставки 1944 года был свидетелем войны, её участником, и люди, которые пришли на выставку, чувствовали кровную связь с ними: они вместе прошли эти годы, и они понимают друг друга. О каждом экспонате можно написать истории, целые книги, но главное, что сделала выставка – напомнила о настоящей жизни без войны, помогла людям поверить, что настоящая, нормальная жизнь возвращается. «Выставка лечила людей», – благодарно говорили посетители. Выставка работала каждый день, без выходных, целый год.