Хороший тон. Разговоры запросто, записанные Ириной Кленской

Действительно, Екатерина в такой своеобразной форме давала наставления своему любимому внуку Александру. Некоторые её фразы есть смысл напомнить: «Я хвалю всегда громко, а порицаю всегда вполголоса»; «Нету ничего опаснее, как захотеть на всё сделать регламенты»; «Издавая закон, всегда ставь себя на место того, кто должен ему подчиняться»; «Учтивость основана на том, чтобы не иметь худого мнения ни о себе, ни о ближнем»; «Сделать ближнему пользу, значит – сделать пользу себе».

Граф Эстергази был в восторге от спектакля: «Что до одежд, то они превосходят всякое впечатление. Это золото и серебро, и верность времени соблюдена в них со всею точностью. Уверяют, что постановка стоила страшных денег. Кроме расходов на гардероб, примерно пятнадцать тысяч рублей».

«Премьера прошла с невиданной торжественностью. Шестьсот статистов от лейб-гвардии Егерского полка, хоры исполняли придворные певчие и певчие лейб-гвардейского Преображенского полка. Это одно из лучших зрелищ в мире», – вспоминали иностранные послы.

Строительство театра обошлось примерно в 40 тысяч рублей. В то время это были баснословные деньги (для сравнения – через 100 лет гонорар Чайковского за «Лебединое озеро» составил две с половиной тысячи рублей серебром, что давало возможность купить целую деревню со ста душами). При этом содержание итальянской труппы, которая была немногим больше двадцати человек, обходилось Екатерине в 53 тысячи рублей. Это тот пример, откуда взялась база для развития российской оперы, российской музыки, российской драматургии. Конечно, чудес на свете не бывает, и для того, чтобы превратить Эрмитажный театр в живущий театр-музей и воскресить тот дух, который здесь жил, нужны были огромные деньги.

Графиня Янькова вспоминала: «Вечера были самые блестящие и парадные, которых в теперешнее время быть не может. Дамы и девицы – все в платьях золотых или серебряных, камений на всех – премножество. И мужчины тоже в шитых кафтанах с кружевами и дорогими каменьями. Императрица была в серебряном платье, невелика ростом, но так величественна и так милостива ко всем!»

К «эрмитажам», конечно, готовились. Вот что вспоминают модницы тех времён – княгини, герцогини: «С утра мы румянились слегка, но вечером нужно было нарумяниться побольше. Некоторые девицы сурьмили себе брови очень сильно и белились, но это не одобрялось в порядочном обществе и особенно не одобрялось Великой императрицей. А обтереть себе лицо и шею пудрой считалось приличным и даже необходимым».

Екатерина любила цветы, особенно примулы, поэтому Эрмитажный театр во время представлений часто украшался этими цветами. Рядом со сценой стояли корзины благоухающих примул. Екатерина говорила, что это цветок богов и вернейшее средство от многих болезней и хворей.

«Оперные и драматические спектакли ставятся охотно, хоть и стоят дорого, – вспоминали современники. – Большой восторг вызвала опера Антонио Сальери “Пальмира, царица персидская”. Княгиня Голицына восхищалась: “Музыка – превосходная! Постановка – великолепная!” Екатерине опера тоже понравилась: “Спектакль был прекрасен, певцы – божественны”». И даже изволила представляющих оперу актрис и актёров жаловать к руке.

Кто же сочинял музыку для представлений? Несколько лет придворным композитором был Доминико Чимароза, затем неаполитанец Джованни Паизиелло. Его называли мастером комического реализма. Знаменитый композитор Европы был приглашён Екатериной в Петербург, где писал музыку для празднеств и множество опер. Известен ещё и тем, что занимался музыкой с женой наследника престола Марией Фёдоровной. Для неё он сочинил учебник «Правила хорошего аккомпанемента на клавесине», который до сих пор пользуется большой популярностью у музыкантов. Потом Паизиелло вернулся в Неаполь, куда через некоторое время вошли войска Наполеона. Великий Паизиелло служил новой республике, но вскоре она была подавлена. Композитор попал в опалу и еле спасся от тюрьмы. И тогда Наполеон пригласил его в Париж. Удивительная связь: именно в России Паизиелло написал одну из своих лучших опер – «Севильский цирюльник» (ещё до Джоаккино Россини), и эта опера шла много лет на сценах российских и европейских театров. Эта опера стала самым большим конкурентом для одноимённой оперы Россини. Когда он написал своего «Севильского цирюльника», то публика не сразу приняла его, поскольку у Паизиелло был шедевр и сравниться с ним было непросто.