Хоррормолл

Эми пыталась распрямить их, хоть чуточку пошевелить, но их привязали очень плотно – будто кто-то вцепился в них зубами и не отпускал. Когда она пыталась хоть немного потянуть их, то лишь беспомощно дергала пластиковые полосы. Кровь притекала к подушечкам пальцев, они раздулись, будто виноградины. Каждый удар сердца болезненно отдавался под ногтями.

Впереди пустота, взгляд теряется в пустоте, в темноте столь глубокой, что и не понять, открыты глаза либо закрыты. Без новой информации, дрейфуя во мраке, разум обратился против самого себя. Он выстроил в ряд все двадцать четыре года жизни Эми и подсчитал, что же хорошего дали метания, борьба, крохоборство, экономия, двойные смены, заполненные отчеты и работа над своим портфолио. Вся эта работа и муки – зачем?

Каждое утро она просыпалась, все сильнее уставая, каждый месяц запаздывала с квартплатой, каждую неделю тянула еду у соседей по квартире. Эми никогда не хватало бензина, она всегда занимала деньги, всегда жила в долгах – и на жизнь все равно не хватало. Беличье колесо крутилось все быстрее и быстрей.

В каком-то смысле кресло и вправду оказалось благом. Оно освободило от иллюзий и показало истину. Эми одна, никто не придет ей помочь. Она постоянно пыталась убежать от своего предназначения: надеть униформу и работать от звонка до звонка. Настало время принять истинную суть.

Скверной ее жизнь сделали лжецы. Они уверяли, что она сможет все, что захочет, и нужно целиться в луну, ведь даже если промажешь, все равно окажешься среди звезд. Лжецы снимали кино, внушавшее, что она способна на подвиг. Сплошная ложь. Эми родилась, чтобы отвечать на звонки в справочных, нести сумки к машинам клиентов, отмечать приход на работу и уход с нее, отмерять жизнь перерывами на перекур. Думать по-другому – безумие. Лишь кресло не солгало ей. Оно излечило безумие. Оно показало, на что способна Эми. Ни на что.

Что-то всплыло из мрака в разум, и внезапно она поняла: вот, наконец, та самая сидячая работа. Так забавно – потому что, наконец, правда. Сидение в этом кресле – последнее, что Эми сделает в жизни. С самого начала неудача следовала за неудачей. Эми не удалось выбраться из маминого трейлера, закончить колледж и получить диплом, пройти тест на Ответственного по Магазину, сделать хоть что-то путное с жизнью. В этом ее натура – терпеть поражение и убегать. Если разрезать ее на мельчайшие части и обследовать, все, что отыщется – одни неудачи, поражения и бегство.

Многие годы она спрашивала себя: что будет, если перестать барахтаться, пустить все на самотек? Эми, сколько себя помнила, жутко боялась того, насколько глубоко может пасть, если перестанет лезть, суетиться и бежать. Какое облегчение наконец отыскать ответ. Вот настолько. Дальше некуда. Это уже дно.

Руки и ноги немели, боль утихала, приходило облегчение. Разуму делалось лучше. Эми ощущала, как он исцеляется, сбрасывает десятилетия лжи и безумия, принимает свое место в естественном порядке вещей. Она останется в кресле недвижимой, ничего не делающей, и не останется иллюзий, не будет бесполезных стараний, тщетных попыток скрыться. Спасибо креслу. Он показало истинное место Эми в этой жизни.

Грудь стянута так плотно, что невозможно как следует вдохнуть. Закружилась голова. Эми не могла двигаться. Не могла видеть. Не могла слышать и дышать. Единственная оставшаяся мысль бежала и бежала по кругу.

– Я дома… Дома… Я дома…

Глава 11. Телохватт

Обладая несколькими несомненными преимуществами над традиционными формами обездвиживания, «Телохватт» удерживает кающегося, предотвращает чрезмерно оживленное движение крови к мозгу, понуждает субъект к состоянию полной неподвижности, способствующей саморефлексии, освобождающей от внешнего стресса.

ДОСТУПНЫЕ ВАРИАНТЫ: СВЕТЛЫЙ ДУБ, СРЕДНЯЯ БЕРЕЗА Д 24¾ × Ш 21¼ × В 53¼ Номер товара 53556666200

Руки.

Две руки на лице – будто пара мягких пауков по коже.

Но Эми не хватало воздуха, чтобы закричать. Вырвалось только жалкое блеянье. Огромный безумный крик остался внутри, запертый там.

В глаза ударил свет. Зрачки сжались до острия иголки.

– Ш-ш, тихо. Это я, Бэзил. Вы в порядке?

Эми хотелось отвернуться, но ленты прочно держали голову. Глаза привыкли к полной темноте, их слепил даже слабый свет телефона. Если бы она могла говорить, то велела бы ему уйти, оставить ее в покое. Бэзил провел пальцами по лентам, натянутым, твердым как сталь. Тело Эми целиком занемело. Приток крови к конечностям почти прекратился, руки и ноги стали холодными и безжизненными, будто куски дерева. Изнемогая от нехватки кислорода, они уплыли по океану боли, одна за другой.

Бэзил повернулся, вот так запросто ушел и унес свет. Эми закрыла глаза. По щекам покатились слезы – слезы облегчения. Теперь она опять сможет остаться в темноте. Как жестоко дарить надежду на то, что кто-то может прийти за ней. Какой садизм – внушать, что она кому-то нужна, когда она всегда в одиночестве. Это же…

Лента, удерживающая подбородок, натянулась сильней, лопнула – и исчезла.

Эми невольно втянула ртом воздух.

– Хи-и-и-и а…