Хортарианский ястреб

Схватив мушкет, я выстрелил в сержанта, толково командовавшего одной из штурмовых групп. Тот, схватившись за грудь, споткнулся и как подкошенный рухнул на землю. Быстро, насколько это вообще возможно, я перезарядил мушкет и вновь выстрелил. Попал, хотя глаза слезились, да и дышал с трудом – всё здание было переполнено пороховым дымом и гарью, прямо натуральная душегубка. Протерев глаза, я откашлялся и, достав шестиствольный пистоль, стал стрелять в тех, кто пытался взобраться в окно, но заряды быстро кончились, и пришлось взяться за шашку.

Состояние на меня навалилось какое-то… непонятное, прежде никогда не испытываемое, словно я и не человек вовсе, а бездушная машина. Я колол, рубил и бил кулаком левой руки, не ощущая усталости и уж тем более не чувствуя неуместной сейчас жалости к своему противнику. Командовать в такой обстановке практически невозможно, каждый из бойцов дрался сам за себя и за того случайного товарища, кто по воле случая оказался с ним рядом в данный момент его жизни, которая могла оборваться буквально в любой миг под саблями разъярённых страшными потерями гвардейцев.

Сколько это продолжалось, понятия не имею, словно неумолимое время остановило свой бег, но в какой-то момент яростный напор стал спадать, и вдруг гвардейцы начали быстро отступать, а через некоторое время где-то за их спинами раздался слитный залп не менее чем двух сотен мушкетов. Гвардейцы графини Фарно один за другим стали валиться, словно кегли. Оставшиеся в живых воины заметались и, вскочив в сёдла, унеслись прочь, оставляя убитых и раненых сослуживцев.

– Кто это нам на помощь так вовремя подоспел?! – задыхаясь от порохового дыма, прохрипел Зван, тяжело опираясь на мушкет с разбитым вдребезги прикладом.

– А хрен его знает, – заплетающимся языком выдохнул я, опускаясь на колени, не имея сил даже твёрдо стоять на ногах. Но, взяв себя в руки, схватился за внезапно потяжелевший мушкет и, опершись на него, словно на костыль, поднялся, приставил к глазам бинокль. – Что за бесовщина?! – вскричал я, рассматривая ровные, словно под линеечку ряды отлично экипированных воинов, фактически спасших нас от полного уничтожения.

– Чего это ты там такого углядел, атаман?

– Да тут какие-то неизвестные вояки в спину гвардейцам ударили. Их где-то под три сотни будет, причём у них с собой не менее десяти пушек.

– Может, это наши? – с недоверием взирая на меня, хрипло поинтересовался Зван, пребывая ещё в состоянии боевого опьянения, вернее, после боевого похмелья…

– Я же говорю, не наши это, – с досадой проворчал я, лихорадочно пытаясь сообразить, кто это вообще такие и откуда они взялись. И тут мне бросился в глаза наш алый стяг, на котором был изображён всадник на вздыбленном коне, пронзающий копьём трёхглавого дракона… – Или у меня правдоподобная галлюцинация, или я вообще в этой жизни ничего не понимаю, – пробурчал я себе под нос, с некоторой долей растерянности рассматривая неизвестных воинов, занявшихся сбором трофеев и оказанием первой медицинской помощи раненым гвардейцам графини Фарно. – Да ты сам посмотри, – протянул я бинокль новоиспечённому сотнику, только что прошедшему очень суровое боевое крещение и тем самым намертво закрепив свой новый высокий статус в нашей казачьей вольнице.

– Пля… это точно не наши, но почему они под нашим флагом?! – ошарашенно взирая на неизвестных вояк, проронил он, дрожащей рукой удерживая бинокль.

– Понятия не имею, но на всякий случай надо пушки и картечницы перезарядить, а то мало ли, вдруг подстава или ещё какая-нибудь пакость особого рода.

– Сейчас, атаман, схожу посмотрю, кто у нас там в живых остался.

«Боюсь, немного», – подумал я, провожая взглядом шатающегося от усталости нового командира комендантской сотни, а это, как ни крути, высокий статус.

Пока он отсутствовал, я, внимательно наблюдая за неизвестно откуда объявившимися воинами и напрягая слух, прислушался. За крепостной стеной стрельба стихла, а вот к добру ли это – вопрос, конечно, интересный. Если победили заговорщики, мне останется лишь сматывать удочки и валить куда подальше, а если бойцы Милоша взяли верх и подавили бунт, ещё побарахтаюсь…

– Атаман, в строю тридцать четыре человека, почти все ранены, – садясь на перекошенный табурет, отчитался Зван и, отхлебнув из глиняного кувшина тёплой воды, протянул его мне.

Поблагодарив сотника, я, сделав несколько больших глотков и поставив кувшин на пол, посмотрел через окно наружу и увидел, как одинокий всадник в превосходной кирасе неспешно приближается к нашему зданию.

– К нам гость, похоже, по мою душу, – задумчиво проронил я и, тяжело поднявшись, поставил разряженный мушкет в угол.

Подмигнув Звану, со скрипом в суставах я вылез в окно и, сделав два десятка шагов, остановился. Неизвестный подъехал, сноровисто соскочил с седла, чуть ли не строевым шагом подошёл ко мне и, отдав стандартное воинское приветствие, представился:

– Гвардии лейтенант в отставке Артемий Валионт прибыл в ваше полное распоряжение. Всецело располагайте мной, атаман Кудряш, я вас не подведу.