Сам Пасиано расстался с надеждой завершить образование. Мстительные монахи, не простившие ему связи с Бургосом, неизменно проваливают его на всех экзаменах, хотя, по единодушному отзыву современников, Пасиано по способностям превосходит всех своих сокурсников. Монахи не хотят видеть его в Маниле, где еще остаются члены Комитета реформаторов, — пусть себе прозябает на сахарных плантациях Каламбы под бдительным надзором все тех же отцов-доминиканцев. Пасиано смиряется с судьбой, но не отказывается от своих взглядов. Возможно, братья заключают соглашение о своеобразном «разделении труда»: Хосе достаются учеба и борьба за дело Филиппин, Пасиано — ведение хозяйства и забота о родителях, священнейшая обязанность для всякого филиппинца[7]. Несомненно одно — Пасиано принимает свою судьбу не без горечи, спустя несколько лет он напишет младшему брату: «Приходится жить мечтами, потому что действительность убивает. Я говорю это потому, что сам когда-то тешил себя иллюзиями, а теперь занимаюсь хозяйством, а не теми прекрасными вещами, о которых мечтал». Пасиано и позднее будет разделять взгляды Хосе, но далеко не всегда и не раз упрекнет младшего брата в неблагодарности, и каждый упрек болью отзовется в сердце Хосе.
Итак, Хосе принят в университет святого Фомы. Преподавание здесь поставлено из рук вон плохо. Доминиканцы не обладают ни дальновидностью иезуитов, ни их изворотливостью. Их орден владеет обширными поместьями, дающими немалые доходы, и все их усилия направлены на увеличение этих доходов, а не на привлечение симпатий филиппинцев, они для них — объект феодальной эксплуатации, и чем меньше они образованны, тем лучше для благочестивых отцов. Давние соперники иезуитов, они придерживаются прямо противоположных взглядов на преподавание. Да и трудно преподавать в тропической влажной духоте, куда проще лежать в гамаке и, ничего не делая, получать долю выращенного арендаторами урожая…
А если уж приходится преподавать, то без охоты, без интереса и уж, конечно, без всяких опасных новшеств. В университете святого Фомы господствует мертвящая зубрежка, всякое проявление самостоятельной мысли наталкивается на открытую враждебность. Контраст с постановкой дела у иезуитов разителен.
Хуже всего то, что профессора — весьма невежественные — грубо обращаются со студентами-индио: считают их людьми второго сорта. А между тем филиппинцы весьма чувствительны: традиционное осмысление ценности человека в зависимости от статуса, занимаемого им в родственном коллективе, делает их легко уязвимыми ко всякого рода критическим замечаниям. Обиду, грубое слово они переживают куда болезненнее, чем даже побои (тут берет верх просто грубая сила). Но какое дело до филиппинской души измученным жарой доминиканцам? Они дают волю языку («болван», «балбес», «скотина» — их любимые словечки), а поняв уязвимость филиппинцев, стараются задеть их побольнее… Неудивительно, что позднее, во время национально-освободительной революции 1896 года, всем испанцам — а монахам в особенности — на себе придется испытать ненависть филиппинцев.
Рисаля, любимца и надежду иезуитов, доминиканцы, их давние соперники, встречают неприязненно. Он сполна получает свою долю оскорблений. И. как всякий филиппинец, не забывает их. Учиться в таких условиях не по нему. Он не чувствует никакой тяги к занятиям, даже не удосуживается приобрести учебники. Его выручают природные способности, и он успешно сдает положенные экзамены, хотя и не всегда на «отлично». Иезуиты со свойственной им цепкостью не забывают любимого ученика, часто пишут ему: «Во имя бога, не забывай братство[8], не пренебрегай причастием, оно — лучшее средство от погибели, надежное оружие против тысяч соблазнов, которые уготовит тебе ловец душ. Если бы ты знал, как часто мы вспоминаем тебя!»
И Рисаль не забывает. Сердцем он со своими любимыми наставниками — и не только сердцем. Небрежное отношение к занятиям оставляет ему много свободного времени, и он посвящает его тому, что считает своим главным призванием, — поэзии. В Атенео активно действуют кружки поклонников муз и наук под пышными названиями: «Академия испанской литературы» и «Академия философско-естественных наук». Члены кружков без ложной скромности именуют себя «академиками». Рисаль — «академик-секретарь» и ведет «акты академии». Сам ректор Атенео выступает перед «академиками», и, естественно, основное внимание уделяется религиозным вопросам. «Отец Пабло Рамон, — гласят «акты академии», написанные рукой Рисаля, — говорил о философии от древнейших времен до наших дней. Он говорил о тайне откровения. Он показывал, как бог направляет и просвещает человека, чтобы сделать его более совершенным».