Хосе Рисаль

Но не только наукой занимается Рисаль в это время. Конечно, сносные условия жизни располагают к спокойным кабинетным занятиям. Интеллектуальные беседы с Ростом способствуют тому же. Но есть еще злободневная политическая борьба, на перипетии которой Рисаль не может не откликаться. Он — признанный вождь филиппинцев в эмиграции, таковым же его признают и соотечественники на родине. А вождь не может в такое время стоять в стороне от борьбы, ограничиваться статьями — пусть тонкими и глубокими — о предметах отвлеченных. Движение пропаганды уже дает зримые плоды, настолько весомые, что «филиппинский вопрос» начинает дебатироваться в испанских кортесах, в парламенте. Не откликнуться на дебаты нельзя. Но не хочется бросать и столь полюбившуюся ему научную работу. Рисаль читает все испанские газеты, но отзывается на события преимущественно в письмах. В них он дает оценку происходящему.

Поводом для обсуждения филиппинского вопроса в кортесах служит уже упоминавшаяся демонстрация 1 марта 1888 года. Распад некогда огромной Испанской колониальной империи заставляет государственных деятелей Испании чрезвычайно ревниво относиться к вопросу о сохранении колониального господства на далеком архипелаге. Уроки, полученные Испанией в Латинской Америке, не пошли на пользу — тут Рисаль совершенно прав. Как только весть о манифестации доходит до Мадрида, генерал Саламанка, сенатор, произносит в кортесах речь, в которой всех филиппинцев называет «игнорамусами (невеждами), дикарями, неблагодарными тварями», требует драконовских мер против «флибустьеров». И тут же другой сенатор, Вида, устанавливает прямую связь между манифестацией и появлением романа Рисаля, усматривая в последнем открытое подстрекательство к мятежу. Фернандо Вида говорит о «туземце, чье имя известно, докторе медицины, который утверждает, что он близкий друг князя Бисмарка… Книга, называемая «романом» и озаглавленная «Злокачественная опухоль», пущена здесь в обращение… Этот роман является антиклерикальным, социалистическим и прудонистским».

Вот так Испания реагирует на законные и, в сущности, чрезвычайно умеренные требования — ведь речь идет только о злоупотреблениях монахов, к колониальным же властям филиппинцы сами обращаются за помощью. Рисаль видит здесь все то же знамение: «Кого Юпитер хочет погубить, того прежде лишает разума». Обсуждение филиппинского вопроса в сенате, пишет он Блюментритту, явно показывает здесь «Юпитера за работой — во всем сенате, во всех кортесах, практически во всей Испании не находится человека, который поднял бы голос в защиту Филиппин». Тут Рисаль несколько преувеличивает — прогрессивная печать Испании с возмущением пишет о позорных речах в кортесах. Блюментритт отвечает, что его друг сгущает краски.

Он пытается урезонить Рисаля, туманно пишет о том, что иногда приходится жертвовать интересами народа ради интересов государства (мысль, чрезвычайно импонирующая немецким мыслителям), но Рисаль твердо отвечает: «Это может быть справедливым только в том случае, если страна является неотъемлемой частью государства и если счастье или несчастье целого является счастьем или несчастьем входящей в него части. Но с Филиппинами все обстоит по-другому. Филиппины — не Испания, они только принадлежат Испании. Благо Испании не есть благо Филиппин, напротив, их несчастье. Дело здесь не в интересах государства, а в испанском господстве. Наш суверенитет всего лишь пустое слово. Наше благополучие они хотят принести в жертву испанской спеси… Никто не должен идти в дом соседа и подчинять его благополучие своим личным интересам… Если нация колонизаторов не может сделать счастливыми свои колонии, она должна предоставить им свободу. Мы не звали испанцев. Они пришли и сказали нашим предкам: «Мы пришли сюда, чтобы стать вашими друзьями! Будем помогать друг другу. Признайте нашего короля и платите ему небольшую подать, а мы будем защищать вас от ваших врагов». В те времена речь не шла о том, чтобы отобрать у нас землю. Монахи говорили о небе и обещали нам всевозможные блага».

И. как бы заключая цепь рассуждений, проходящую через всю переписку с Блюментриттом, Рисаль пишет: «Я считаю, что уже поздно — большинство филиппинцев утратило все надежды на испанцев. Теперь наша судьба в руках бога и в наших собственных, но никак не в руках правительства». Те же мысли он развивает и в переписке с соратниками по движению пропаганды. Многое в движении радует его. «Объединяющий эффект» романа все еще сказывается в полной мере. Правда, появились новые враги. К Киокиапу, Хосе Родригесу, Сальвадору Фонту — заклятым врагам филиппинцев — присоединяется автор, пишущий под псевдонимом Десенганьос, что означает «разочарованный, наученный горьким опытом». Под этим псевдонимом скрывается Венсеслао Ретана, побывавший на Филиппинах и там «разочаровавшийся» — конечно, в филиппинцах, а не в испанском колониальном правлении и не в монахах, за которых он стоит горой[27].