Хосе Рисаль

Блестяще образованный филиппинец производит на одинокую чету самое благоприятное впечатление и с тех пор каждое воскресенье проводит в их доме. С Ростом Рисаль ведет ученые беседы о малайских языках, об истории и этнографии народов Востока. Рисаль уже много усвоил: это с Рудольфом Вирховом за три года до того он не знал, о чем говорить, и страшно стеснялся, теперь же он значительно расширил свои познания, ему есть что сказать своему высокоученому собеседнику. Несколько экспансивный доктор Рост искренне возмущен: почему член берлинских и дрезденских научных обществ не делится своими весьма ценными соображениями с коллегами? Это недопустимо. Он, как редактор востоковедческого журнала, просто требует, чтобы Рисаль писал и печатал научные труды. И тут же шестидесятишестилетний ученый муж дает Рисалю список работ, которые тот должен проштудировать, и берет с него слово опубликовать в журнале целую серию статей. Рисаль в короткий срок подготавливает статьи по истории, этнографии, языкам и литературе Филиппин. И во всех этих областях он показывает себя глубоким специалистом.

Историческим трудам Рисаля будет суждено во многом устареть. Но они написаны на высшем научном уровне своего времени. Для них характерна страстная и в то же время научно обоснованная борьба против расизма. Суммируя взгляды Рисаля по этому вопросу, Блюментритт напишет через несколько лет: «Европейцы считали себя абсолютными хозяевами земли, а свою расу — единственной носительницей прогресса и культуры, себя — единственными представителями рода Homo sapiens, объявляя прочие неполноценными, неспособными воспринимать европейскую культуру и тем самым представителями рода Homo brutus — «человек скотский»… Рисаль задался вопросом: справедливы ли эти мнения?» Рисаль убедительно доказывает равенство всех рас и народов.

В ходе своих исследований он определяет район исконного расселения малайцев и под влиянием увлечения этнографией начинает самого себя именовать «филиппинским малайцем». Его труды снискали уважение крупнейших ученых Европы, а среди соотечественников его авторитет становится неоспоримым [26].

Среди книг, рекомендованных Ростом, особое внимание Рисаля привлекает труд Антонио Морги «События на Филиппинах», написанный еще в 1609 году. Морга был высокопоставленным чиновником в недавно обретенной колонии, одно время даже исполнял обязанности генерал-губернатора Филиппин. Его административная деятельность была не совсем удачной, он подвергся серьезным нападкам и в свое оправдание вынужден был писать более правдиво, чем другие испанские хронисты, обычно воспевавшие чудесное насаждение веры на архипелаге. Прошлое Филиппин, отраженное в книге Морги, живо предстает перед Рисалем, жадно ищущим подлинные документы об истории своей родины.

Его потребность в прошлом имеет и личный аспект. «Злокачественная опухоль» вызвала многочисленные упреки, суть которых сводится к тому, что Испания дала Филиппинам все, а Рисаль, вместо того чтобы отблагодарить «мать-Испанию», клевещет на нее. Чтобы снять обвинения в неблагодарности (одно из самых страшных для филиппинца), Рисалю надо показать, что еще до прихода испанцев Филиппины находились в цветущем состоянии, испанцы же лишь смяли естественное развитие страны. Книга Морги, если снабдить ее соответствующими комментариями, вполне могла бы выполнить эту задачу.

Видимо, в эпоху зарождения национального сознания неизбежно возникает потребность установить связь с прошлым. Как утверждал Дж. Неру, «это не жизнь, если мы не сумеем найти живой связи между настоящим и прошлым со всеми его конфликтами и проблемами». Рисаль жадно ищет эту связь. Его обращение к далекой истории имеет и еще одно объяснение, вытекающее из филиппинского восприятия времени. Как свидетельствует эпос и фольклор, движение времени воспринимается традиционно мыслящим филиппинцем как циклическое, возвращающееся к самому себе (отсюда многочисленные образы колеса, которое все возвращает на круги своя), а не как линейное, необратимое. Собственно, такое восприятие времени характерно для многих народов на определенной ступени их развития, до Рисаля оно отчетливо проявилось и в филиппинской литературе. Нет бесконечного движения вперед, нет развития (разумеется, только в личном восприятии), есть бесконечное повторение того, что было, постоянное возвращение к опыту предков, отклонение от которого грозит «распадом связи времен», гибелью всему существующему. Прошлое, настоящее и будущее не разграничены четко, они как бы слиты воедино в опыте, конкретном переживании конкретного лица. Время не ощущается как объективная форма существования материи, оно, так сказать, личное достояние, и, говоря о событии в прошлом или будущем, филиппинец обязательно помещает себя (или своего родственника) в него как участника.