Хосе Рисаль

Ряды противников пополняются, но множатся и ряды участников движения пропаганды. Особое внимание среди них привлекает автор, пишущий под псевдонимом Пларидель. Его статьи против монахов просто блестящи, его памфлет «Монашеский суверенитет над Филиппинами» великолепен. «Кто такой Пларидель? — спрашивает Рисаль в июле 1888 года в письме к родственнику в Мадриде. — Если будешь писать ему, сообщи, что я радуюсь 31 всю нашу страну, за всех наших соотечественников. Его статьи написаны превосходно. Мы все работаем на благо Филиппин, и пусть нашим девизом будет: «Для блага родимы». В день, когда все филиппинцы будут думать, как он и как мы, наша цель будет достигнута, а состоит она в том, чтобы создать филиппинскую нацию».

Пларидель — это Марсело дель Пилар (псевдоним есть анаграмма его фамилии), тот самый, который участвовал еще в основании газеты «Диарионг Тагалог». Именно он переводил первые статьи Рисаля на тагальский язык. Именно он был организатором манифестации 1 марта 1888 года. И вот теперь преследования заставляют его покинуть Филиппины, и он приезжает в Барселону. Он жадно читает все написанное Рисалем, но усматривает в прочитанном только одно: Рисаль тоже ассимиляционист, и не более. Дель Пилар, безусловно, признает авторитет Рисаля, о чем тому сообщают друзья. Рисаль растроган: его дело готовы продолжать новые силы. «Я не бессмертен, — пишет он, — я не заговорен и был бы бесконечно рад, если бы меня затмила плеяда соотечественников». Может быть, он подумывает целиком отдаться научной работе — ведь дело в надежных руках, все идет как нельзя лучше…

Но тут происходят события, которые разом лишают Рисаля благодушия. События эти происходят не в Лондоне, где так приятно заниматься в библиотеке Британского музея, и не в Мадриде, где сплоченные Рисалем филиппинцы выступают за «филиппинское дело». Они происходят на только что оставленных Рисалем Филиппинах, вызваны его деятельностью. Эти события на четыре предстоящих года (до 1891 года включительно) непосредственно затрагивают Рисаля, а потому, несколько забегая вперед, на них следует остановиться подробнее.

В мае 1888 года, через три месяца после отъезда Рисаля с Филиппин, генерал-губернатор Эмилио Терреро, упрямый солдат, оставляет свой пост. На его место назначают генерал-лейтенанта Валериано Вейлера, тоже профессионального военного и тоже человека твердого характера. Но если Терреро недолюбливает монахов, то Вейлер, напротив, убежден, что без них колониальное владычество Испании на архипелаге рухнет. В первую же свою поездку по островам генерал-губернатор Вейлер (он же маркиз Тенерифский) берет с собою церковников, и сразу по архипелагу разносится слух: «Вейлер — человек монахов». Дальнейшие события подтверждают эти предположения.

Под восторженные клики монахов Вейлер сразу начинает проводить на Филиппинах политику «железного кулака». В Маниле все еще лежит составленная Рисалем петиция каламбеньос, причем составлена она по прямому повелению светских властей. Вейлер тут же усматривает в ней открытый бунт и накладывает соответствующую резолюцию. Обрадованные доминиканцы сразу же передают «дело о неуплате аренды» в суд. Суд по очереди вызывает «неплательщиков» и штампует одно и то же решение: арендатор обязан освободить землю. Каламбеньос по совету Пасиано отказываются выполнять решение суда. И единодушие их так велико, что не находится претендентов на земли, объявленные «свободными».

Рисаль тут же откликается на эти события статьей «Правда для всех», в которой обвиняет колониальные власти: они потребовали от арендаторов сведений, результатом этого и была петиция, теперь же власти бросили арендаторов на произвол судьбы, отдали их на расправу монахам. «Власти, — пишет Рисаль, — не говорили ни «да», ни «нет», не выслушали факты и не выяснили их сами, власти боялись бороться за правду и предали бедных людей».

Монахи, добившись своего, начинают проводить в жизнь решение суда первой инстанции. В доме, где Рисаль провел детство, где живут его родители, брат и сестры, появляются судебные исполнители. Предъявив соответствующие бумаги, они приступают к делу: чтобы заставить семейство Меркадо покинуть дом, всю мебель выбрасывают на улицу. Вышвыривают кресла и столы, выбрасывают детскую кроватку, в которой спал Рисаль, огромные зеркала равнодушно отражают действующих лиц трагедии, сваленные прямо на улице узлы… Местный адвокат советует дону Франсиско обратиться с покаянием к управляющему асьендой — тогда все наверняка уладится. Дон Франсиско всегда предпочитал не ссориться с монахами, но теперь дело заходит слишком далеко: пойти сейчас на поклон — значит признать себя виноватым во всем. «Пасть так низко я не могу», — бросает дон Франсиско. В сопровождении жены и старшего сына, бросив все вещи, он скорбно идет по улицам Каламбы в дом дочери Нарсисы. Потрясенные каламбеньос молча смотрят на своего почтенного земляка: дон Франсиско и в унижении не теряет величия.