Тут одноглазая старуха медленно делает к ней шаг. Потом ещё один шаг. И всё в той же странной позе: с поднятой головой и прижатыми к бокам руками.
- Что вам нужно? - непроизвольно вырвалось у Марии.
Старуха, словно ожила, завертела головой, а Мария буквально вжалась в спинку дивана.
- Пойдём, - прошептала старуха.
- Куда? – так же тихо прошептала Мария.
- Со мной.
Глаза у Марии привыкли к темноте, и теперь она ясно различала в силуэт зомби. И даже могла рассмотреть лицо.
«Да это же Надежда Григорьевна Зямина! Её Ямой все зовут!» - озарило Марию, и она облегчённо выдохнула.
- Пойдём, - как робот, прошептала старуха.
Мария встала и взяла её под руку.
- Пойдём!
«И как я раньше не замечала, что у неё один глаз выбит?» - подумала Мария, рассматривая старуху в бликах лунного света.
Она прошли в комнату, и Мария совсем уже было успокоилась.
- Ложитесь, - прошептала она Надежде Григорьевне. – Я помогу вам. Расстёгивайте халат.
И тут старуха резко оттолкнула её от себя и надрывно заорала:
- В яму пойдём! Все в яму пойдём!
Лежащие в комнате бабушки зашевелились, а Мариино сердца ушло в пятки от такого крика. А старух стала тыкать рукой в лежащих.
- Они убиты! – орала она. – Они все убиты!
- Тише! – Мария резко закрыла ей рот рукой и зашептала в самое ухо. – Спят они, просто спят. Ночь. Все спят. Ложитесь и вы. Ночь – спать. Ночь – спать.
Бабульки вновь зашевелись. И Марии на миг почудилось, что вот так, наверное, на кладбище, шевелится земля и из могил выходят мертвецы. И ей стало страшно. Она посмотрела на Надежду Григорьевну, как мумию, застывшую на кровати, и прошептала: «Ах, ты Яма. Как вся наша жизнь».
- Деточка.
Мария, вскрикнув, дёрнулась к окну, закрытому жалюзи. Кто? Кто сказал это?
- Да? Кому поправить одеяло? – вырвалось дежурная фраза.
Все молчали. Не шевелились. Мария молча обошла все кровати, всматриваясь в лица постояльцев. Спят. Она склонилась над Таисией, голова которой наклонилась набекрень, хотел поправить подушку, как вдруг она резко открыла глаза. Мария замерла. А Таисия, как кукла, вновь порхнула ресницами, вроде десятый сон видит.
Угомонились. Мария, стараясь не шуметь, вышла и тихонько прикрыла дверь.
Опять застрекотали сверчки. «Или мои уши пришли в себя?» - мысли путались. Хотелось спать, но Мария никак не могла отойти от того ужаса, в который повергла её Яма. «Так вот откуда прозвище! Так вот что значат слова Арсения: «Если что – звоните!» Так что значат слова Татьяны: «Если что – зови!»
Хотелось включить свет в гостиной, и на лестнице. Чтоб много света было!!! И Мария бы включила! Она бы объяснила потом всё Арсению Арнольдовичу, он бы понял, он врач, потомственный психолог (все врачи – психологи). Но Мария ещё больше боялась, что, увидев свет, постояльцы, как тараканы, выползут в гостиную, вот тогда точно будет «цыганочка с выходом». (Хотя тараканы больше любят темноту).
Нет, надо взять себя в руки. Кто ты человек? А у человека должна быть воля.
Так Марию учили в детстве. И она твёрдо следовала этим принципам. Хотя… Нетвёрдо, что уж там греха таить.
Страх был сильнее усталости и сна. Мария, набрав побольше воздуха и задержав дыхание, стала на цыпочках подниматься по лестнице. Обход. Татьяна спит с лежачими, в женской комнате. Лежачие – «смертники», и мало ли что?
Мария тихонько прошла к мужчинам, посмотрела на одного, потом на другого. Дышат? Дышат. Спят. Врачи хорошие лекарства дали. Сильные. Потом она зашла к Люде, подойдя совсем близко, к самому лицу, чтобы хоть смутно, но увидеть контуры этой трубки, через которую у Люды поддерживается связь с жизнью. Глаза её были открытыми, стеклянными, но трубка свистела. «Спит с открытыми глазами», - поняла Мария и уже собралась сделать шаг назад, как Люда цепко схватила её за руку.
- Отпусти! – взвизгнула Мария.
Татьяна сразу вскочила с кровати и в один шаг очутилась рядом с ними.
- Чё орёшь? – грозно спросила она Марию
- Она… вот… - только и пролепетала Мария.
- Она и спит с открытыми глазами, и не спит тоже с открытыми глазами, - недовольно пробурчала Татьяна. – Манера у ей такая. Да, Люд?
И она дружески подтрепала Люду по руке.
- Чего людей пугаешь? – рявкнула она опять на Марию.
Та осторожно высвободила свою руку из цепких Людиных рук.
- А тебе уж и жаль пальчиков своих? – съязвила Татьяна. – На Людка, мою руку возьми, а эта хрень интеллигентная пусть идёт лесом!
Люда, как показалось в темноте, чуть улыбнулась.
Татьяна повернулась к Марии.
- С обходом припёрлась?
Мария кивнула.
- Чего кипеж подняла тогда? Тебе пять лет, что ли? Шарахаешься от своей тени! Людка днями напролёт лежит. Ей уже что ночь – что день.
Татьяна с досадой толкнула Марию к двери.
- Чеши отседова. Я теперь как засну? Как днём буду работать? А на мне самые тяжелые – «лежаки».
Уже ложась в кровать, она продолжала бормотать:
- Руки умирающему не подаст. А ещё в церковь ходит!