ХОСПИС. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ПРЕИСПОДНЮЮ!

Морозов крепился. Он рассматривал «хоромы». В полумраке можно было разглядеть мебель: драное кресло, покрытый пылью веков, драный сервант, драный разложенный диван. Маленькое окошко было сплошь залеплено мухами, этакой чёрной шевелящейся шторкой. Как в фильме ужасов. На диване лежал с открытыми остекленевшими глазами и ввалившимся ртом активно гниющий труп, мужик, заботливо укрытый грязным ватным одеялом.

Существо подошло и легло рядом с мужиком. Было душно, мерзкое гнилое тепло наполняло дом. Но существо всё равно накрылось одеялом.

- К трупу легла! – вскричал зашедший в домик Шабалин.

Морозов, морщась, пробубнил:

- Здесь психиатр нужен. И санитары.

Он закашлялся, продолжая осматривать страшное место. Хоть и воняет, но ему ясно, что убивали не здесь. Пыли много. И она с палец толщиной.

Порог домика перешагнул Сыров.

- Сейчас маски всем привезут. И противогаз.

- Успокоил, - проворчал Шабалин. – Раньше не мог?

Сыров, брезгливо морщась, заметил:

- Не мог. Скажите спасибо, что кислоту вам нашёл и маньячку!

Шабалин присел в реверансе:

- Глубокое вам мерси!

А Сыров, сдерживая спазмы, стал рассказывать Морозову:

- Это Маланьина. Давно здесь живёт. Хахаль её дуба дал. Она не стала хоронить. Просто одеяла меняла. И спала с ним же.

Морозов повернулся к Шабалину:

- Лебединая верность. Учитесь, Юрий Иванович!

- Ага, весь во внимании, - язвительно откликнулся он.

- Где же она столько одеял брала? – задался вопросом Морозов. – Хотя на свалке мно-о-го одеял!

Жужжали полчища мух. И от этого бесцеремонного жужжания было нестерпимо жутко и мерзко. На диване лежал мёртвый труп и живой труп.

К горлу Морозова подкатил комок, и опер вылетел на улицу. Там недалеко стояла Анна, и ему пришлось из последних сил сдержаться. Он стал глубоко дышать, как учил его когда-то тренер по плаванию. Вдох-выдох.

Шабалин стоял неподалёку и утирался носовым платком.

- Нам за такую работу молоко полагается, - бурчал он.

- М-да, - иронично поддержал Морозов, - и икра с балычком.

- Так подай идею! – аж закричал Шабалин. – Ты же у нас генеральский отпрыск со всем вытекающими.

Морозов угрожающе сделал шаг вперёд, но не успел применить свою воспитательную систему, сконцентрированную в его кулаках (ему хотелось врезать Юрию Ивановичу, несмотря на то, что он чуть ли не благоговел перед ним), но того снова стало выворачивать. Шабалин от вернулся и заблевал всю стену полуразвалившегося домишки.

- Потому что не говори, чего не следует! – назидательно пропел Морозов.

- Ага, - откликнулся Шабалин и вновь отвернулся, чтобы выдать очередную порцию блевотины.

На его рыкающие звуки по-матерински тепло и заботливо отреагировала Анна Зубова. Она подбежала к нему и дала в руку свой носовой платок.

- Давно бы так, - проворчал Морозов.

Шабалину было дико стыдно и вместе с тем приятно, что Зубова печётся о нём. Она даже жалеючи погладила его по голове! А он удивлялся, как это она, такая нежная и беззащитная, избалованная городская штучка-дрючка терпит такую нестерпимую вонь.

А Зубова специально встала на самое видное место, чтобы видел Морозов, и старалась максимально интимно ласкать его друга. И по головке погладит, и футболку поправит, и под футболко й пройдёт рукой. А вам, Олег Сергеевич, шиш с маслом! Вас дома собака оприходует.

Из домика оперативники вывели существо. Они были в масках и перчатках.

Анна, увидев процессию, сразу быстро ретировалась. Ей блевать при мужчинах не положено.

Сыров вещал:

- Олег Сергеевич! Маску возьмите. Юр, ты тоже.

- Нет, спасибо, - процедил Шабалин, который понимал, что это ему не нужно (в маску, что ли рыгать?).

- Дыши глубже, - посоветовал Морозов.

И Шабалин засопел, что есть силы.

Сыров, видя, как опера расходятся в разные стороны, ухмыльнулся:

- Как королева, наша упырша сегодня поедет! В гордом одиночестве.

Он точно знал, что в уазик с ней он не сядет даже под угрозой увольнения! И другие придерживались того же. Только водитель и упырша. Прямо заголовок захватывающего рассказа! Надо сюжет продать Стивену Кингу.

- Что? Как? Совесть есть?

Морозов наблюдал, как возле уазика скачет водитель.

«Как двести двадцать подключили», - подумал Морозов.

- Она полезет в мой уазик? Да я же его потом ни за что не отмою! – вопил водитель. – Вызывайте «труповозку»!

- «Труповозка» и так будет, - холодно заметил Морозов. – Мужчину в ней повезём.

Водитель заволновался.

- И её за компанию. Два месяца с трупом на диване пролежала, двадцать минут дополнительно покатается. Они же попугаи-неразлучники!

Морозов напомнил:

- Она живая.

- А я? – завизжал водитель. – Я тоже живой! Я не смогу это вынести.

Тут он просто взмолился:

- Олег Сергеевич, я вас безмерно уважаю, почти люблю. Вы хороший человек. Смелый! От бандитов пострадавший. Избавьте меня от неё.

Он боязливо покосился на «упыршу», которая стояла неподалёку с отсутствующим выражением лица, страшная в своём безобразии.

Водитель, видя, что главный опер не идёт на попятую, предположил в надежде:

- Вдруг она заразная? А вдруг кинется на меня? Хряк – и всё! А у меня дети, мне сейчас ни болеть, ни умирать нельзя. Ну, Олег Иванович…