Хотите быть герцогиней?

И она ощутила прикосновение его губ, но не на губах, а на шее. Опустив голову, он провел языком по ее коже, прочерчивая огненную дорожку к ложбинке между грудями.

Ей было неудобно опираться спиной на столбик: резьба царапала кожу, – но его руки сжимали ее бедра с какой-то первобытной яростью. И она не возражала. Боль только усиливала наслаждение. Он прикусил соски зубами, отчего из ее груди вырвался судорожный и восторженный стон.

Осмелев, Эмма просунула руку в его брюки. Она умирала от желания коснуться его возбужденного члена. Изучить его мужественность, понять, как он умеет доставлять ей столько удовольствия и как она может доставить удовольствие в ответ.

Ее пальцы гладили его ствол, лаская и дразня, – он застонал от удовольствия.

– Возьмите в руку.

Она ухватилась за него у основания. Ее ладонь медленно двинулась вверх, натягивая податливую кожу, потом назад.

Эш сделал движение, упираясь в ее ладонь, и закрыл глаза.

– Боже…

В ее руке ствол продолжал твердеть – Эмма облизнула губы. В голове туманилось. По телу разливался жар.

Он освободился от захвата ее ладони и развернул спиной к себе, лицом к столбику кровати, нагнул вперед в талии и заставил ухватиться за резное дерево.

– Держитесь крепче! – приказал Эш.

Эмма повиновалась. Тогда он раздвинул ее ноги. Ей казалось, что она выставлена напоказ – очевидно, это и было его целью. Он трогал ее интимные места, но было не так стыдно, потому что она слышала его восхищенные вздохи.

– Прошу вас, – прошептала она. – Пожалуйста, я хочу… Вы знаете, чего я хочу.

– Если вы хотите, тогда так и скажите. – Он дразнил ее, раскачиваясь с носка на пятку и мимолетно касаясь членом ее возбужденной плоти. – Я хочу слышать, как вы это скажете.

– Не могу.

– Можете. В конце концов, это есть в «Гамлете».

Но Эмма не нуждалась в подсказках Шекспира. Она не знала, как объяснить, но ей было гораздо приятнее почувствовать мужской орган внутри себя, чем произнести грубое слово. Занимаясь любовью, она могла притворяться кем-то другим. Как будто все это делала не она, а другая женщина: более смелая, более соблазнительная. А вот слова… Они слетали с ее собственных губ.

Вот в чем была причина ее нежелания сказать это. Теперь же она задумалась: нет ли у него особой причины знать, что она искренне его хочет? А ведь он этого заслуживает.

– Я… – Эмма закрыла глаза. – Хочу, чтобы ваш ствол был во мне.

Он одобрительно проворчал:

– Тогда вы его получите. Мало не покажется.

Приподняв ее бедра, он вошел в нее, заполнив до отказа. Она сжимала столбик кровати, работая бедрами. Он начал двигаться в ней – медленно, ритмично.

– Чувствуете его? – Атаки набирали скорость. – Вот что вы со мной делаете. Как вы меня возбуждаете. Я этого хотел. Каждый раз, когда вы меня дразнили, лукаво улыбаясь, мне хотелось преподать вам урок.

Она крепче хваталась за столбик, держа равновесие, ее груди раскачивались с каждым новым толчком.

– Я жил на лаудануме, знаю, что значит умирать, не получив дозу. Когда пагубная страсть владеет тобой, когда дрожишь от желания снова забыться в бреду… Наркотик меня почти погубил. Но теперь еще хуже. И мне нет передышки. Покидая вашу постель, я считаю часы до следующей ночи.

Эш еще приподнял ее бедра.

– Иногда, – хрипло говорил он, – накатывало даже в разгар дня. Тогда мне приходилось запираться на ключ в библиотеке и кончать в носовой платок, точно одержимый юнец. И мне все мало! Мне всегда мало!

В его голосе Эмма слышала злость – движения стали жестче, грубее. Как будто она была виновата в том, что сводит его с ума. Впрочем, Эмма не собиралась извиняться. Его сумбурная исповедь – это было лучшее, что она слышала в жизни. Оставалось только надеяться, что она запомнит его слова, чтобы утром записать в дневнике.

Эш опустил лоб на ее плечо, горячий и влажный. Одной рукой он ухватился за столбик кровати, другая держала Эмму между бедер. Его пальцы коснулись самого чувствительного местечка. Он знал, как заставить ее умереть и воскреснуть.

Он вел себя как грубый, нецивилизованный дикарь, и возбуждение уже сводило ее с ума. Эмма дрожала всем телом, пока ее уносило навстречу сокрушительному экстазу. Это было неизбежно – она не могла себя сдерживать. Потом волна наслаждения накрыла ее, и она забилась, зарыдала без слез. Она забыла самое себя. Ее чувства обострились.

Эмма чувствовала жар его тела, слышала судорожные всхрипы, вырывавшиеся из его груди, вдыхала его мускусный аромат.

– Господи, – хрипел он. – Господи, Эмма!

Стоило ему позвать ее по имени, и ее как будто пронзила огненная стрела. Он не забыл о ней даже в безумной ярости соединения! Хриплый стон свидетельствовал о том, что он достиг своей вершины. Наступили неподвижность, тишина, темнота… Слышалось только тяжелое дыхание, его рука обнимала талию Эммы.

Потом Эш поцеловал ее в макушку.

– Скажите, что вы не слишком скандализированы.

Эмма улыбнулась про себя.

– Это действительно скандал, благодарю вас. Ноги до сих пор как желе.

Он помог ей сесть, и они упали на постель, сплетясь потными телами.

– Хорошо, – сказал он. – Первое блюдо было восхитительным.