Хождение к Студеному морю

– Айил, тебя не узнать. На празднике был такой веселый, а сейчас грустный – что-то случилось?

– Ты насквозь видишь… Отец плохой. Есть не может – рвет даже от воды.

– А где он?

– В стойбище на соседнем ключе.

– Поехали, посмотрю. Может, сумею помочь.

Через пять минут упряжки мчали их по пологому травянистому склону. На чисто выметенном голубом небосводе бледнела обесцвеченная лучами солнца луна. Собаки на ходу норовили пометить торчащие камни. Гребень высокой гривы венчал жертвенный шест, обвешанный разноцветными полосками материи. Вокруг выбеленные солнцем кости и рога оленей.

– Сюда носим подарки Хойлу. Он защищает от шайтанов, – пояснил Айил. – Сейчас их нет: свет не любят.

– А мы от нечисти крестным знамением обороняемся.

В стойбище было так тихо, что оно казалось вымершим. Даже собаки лаяли вполголоса. Возле чума брата Айила стояло несколько нарт. Внутри тоже тихо, но народу довольно много. В центре горел костер. Родственники и соседи сидели вдоль наклонных стенок, прислонившись к отполированным спинами жердям. В пятне света, падающего сквозь дымовое отверстие, лежал на шкурах исхудавший отец Айила.

Люди, вполголоса переговариваясь, наблюдали за приготовлениями к камланию самого почитаемого во всей округе шамана. На нем ритуальная куртка, выкрашенная ольховой корой в коричневый цвет. Она увешана металлическими пластинками, трубочками, серебряными монетами, костями животных, копытами, узкими полосками кожи. На груди и спине медные диски, символизирующие солнце и луну. На голове – меховая шапка с рогами. Из-под нее торчат черные волосы.

Обойдя, заунывно напевая, очаг несколько раз, «врачеватель» добавил в огонь охапку сухих веток и, дождавшись, когда кожа на бубне натянется и станет глухо рокотать даже от легкого постукивания, стал хриплым голосом бормотать заклинания (сначала тихо, потом все громче и громче), щедро «угощая» огонь кусочками сала и лепешек, чтобы тот не позволил злым духам переступить порог жилища. Трещит костер, освещает смуглые напряженные лица сидящих в чуме юкагиров.

В руках шамана «окно» к духам – бубен. Его верхняя часть открывает дорогу к добрым небесным духам, а нижняя – к злым, подземным. Лицо колдуна внезапно исказила страшная гримаса, а сам он, словно вихрь, звеня металлическими подвесками и костями, закружил вокруг очага, ударяя по туго натянутой коже нижней части бубна колотушкой. Мощные низкие вибрации, сопровождаемые завыванием шамана, заполнили чум. Они прерывались криками птиц, ревом медведя.

Подчиняющиеся особому ритму удары участились, завывание шамана все громче и громче. Не сводя с бубна лихорадочно горящих глаз, он погружался в мир подземных духов.

Перенеся через некоторое время удары на верхнюю часть, шаман, конвульсивно дергаясь и обливаясь потом, принялся диковато и повелительно, глядя из-под насупленных бровей, выкрикивать хриплым голосом новые заклинания. Бубен глухо рокочет, подавляя волю окружающих все сильнее и сильнее. Люди застыли в оцепенении.

Корней, решив, что ему не стоит наблюдать, а тем более участвовать в этом бесовском шабаше, осторожно вышел. Прочитав очистительную молитву, стал ждать окончания камлания.

Тем временем в чуме «контакт» с духами был установлен: шаман заговорил утробным, потусторонним голосом, от которого у всех по спинам забегали мурашки.

– Вижу тени предков… Слышу голос… С моря придет большой луча… Он победит болезнь.

Тут шаман остановился напротив Айила и, прищурив раскосые глаза, уставился на него, выкрикивая что-то по-юкагирски.

Айил поднялся и вышел из чума. Подойдя к Корнею, зашептал:

– Наш шаман говорит, что только ты можешь убить болезнь.

Корней был в смятении – что делать? Он больного даже толком не осмотрел.

– Скажи, чтобы вынесли отца на свет.

Пока Айил ходил, скитник молился, призывая в помощь все небесные силы.

Люди, высыпав из чума, с надеждой глядели на рослого бородача.

– Айил, как отца зовут?

– Ермолай.

«Стало быть, крещенный», – приободрился скитник.

Больному на вид было лет пятьдесят. Худой, широкие смуглые скулы сильно выступали над провалившимися щеками, а живот неестественно раздут. Внутренний голос подсказывал Корнею, что у юкагира, скорее всего, проблема с кишечником. Не зная пока, что предпринять, он, прощупав живот, начал массировать его круговыми движениями по часовой стрелке, читая одновременно молитву. Через некоторое время юкагир застонал и стал громко и часто пукать. Обрадованный Корней согнул ему ноги в коленях и прижал к животу. Выделение газов усилилось. Вскоре стоны прекратились, и человек попросил пить.

Счастливый Айил бросился обнимать скитника.

Раздались восторженные возгласы. Юкагиры с восхищением смотрели то на белого шамана, то на преобразившегося больного. Некоторые, вслед за Корнеем, невольно осеняли себя крестным знамением.

Шаман вновь забил в бубен и победно заголосил, прославляя верхних духов за то, что прислали бородатого лучу.

Корней отправил Айила нарвать зонтиков дикого укропа, а сам продолжил массаж. Когда отвар был готов, напоил им больного. К вечеру Ермолай попросил поесть.

На обратном пути Айил попросил: