Хождение от Байкала до Амура

Чувствую, огонь подобрался к ногам. Хотел отодвинуться, и тут начался приступ — в голове затмение. Прихожу в себя — трясусь в лихорадке, все стынет, чувствую, как взмокшая от пота одежда на мне леденеет; «Иван, — кричу, — отодвинь огонь — пятки горят!» Он проснулся и смеется: «Убери ноги», — а я не могу. Ночь прошла в кошмаре, стоит пошевельнуться — начинается приступ, и так несколько раз. Не буду говорить, что пережил. Часто поднимал Ивана поддерживать костер. Рассвело. Разбудив Ивана, велел нарубить побольше топлива и вскипятить чай. Выпил я несколько глотков — больше не могу, и есть тоже не стал. Послал Ивана собрать брошенные вечером винтовку и веши.

Ходил он довольно долго. Все нашел, все принес; Я велел ему заготовить побольше топлива — стланика, — наложить хвои на подстилку мне и чтобы можно было укрыться на ночь и скорее отправляться в лагерь — передать: идти не могу, пусть пришлют помощь. Иван открыл мне банку консервов, нарезал хлеба, поставил котелок с чаем и ушел. Направление я ему показал.

Днем мне стало легче. Всматриваюсь в окружающий ландшафт, Видимость отличная. Вдали широкой лентой синеет Байкал. Далеко на горизонте в озеро вдается полоса земли. По очертанию — мыс Святой Нос. А до него почти 300 километров. Миража здесь не бывает. Высота мыса близка к 2 километрам, и я на отметке больше 1,5 километра — кривизна земли не мешает. От северной оконечности Байкала в мою сторону необъятная тайга. Просматриваются неровности рельефа, а место, где наш лагерь, отыскать не могу. Ориентиром при начале маршрута служили две симметричные сопки-близнецы по обе стороны нашей долины — с высоты хребта они сливались с предгорным рельефом. Днем несколько раз, когда я пробовал подняться, повторялись приступы.

Настал вечер, потом ночь. Ясная, морозная. На мне — легкий свитер и брезентовая куртка. Лежу на камнях, слегка прикрытый хвоей. Надо устраиваться ближе к костру. Топлива оказалось совсем немного — только видимость, куча хвойных веток. Заснуть нельзя — погаснет костер, замерзну. Постепенно подбрасываю ветви. Часы идут, а я зачем-то отмечаю в книжке время — вроде кому-то нужно, когда у меня перестанет биться сердце. Приходят и мрачные мысли. Если выживу, то с таким больным сердцем стану инвалидом. Надо менять профессию — участь незавидная.

С тоской гляжу, как куча ветвей тает… Огонь для меня — жизнь. Понемногу подбрасываю ветви. Хвоя мгновенно вспыхивает, сгорает. Все, чем укрывался, перебросано в костер, затем подстилка, на которой лежал, — последний мой резерв — идет в огонь. Предутренний мороз крепчает. Пронизывает насквозь. Делаю попытку ползком дотянуться до кустиков стланика. Но снова сердце парализует движения. Теперь остался последний шанс — отодвинуть. оставшиеся угольки и лечь на нагретые камни. Сколько-то времени продержусь. Это работа — а двигаться не могу. Как быть?

Пусть, думаю, сердце разорвется сразу, чем мучительное сознание, что ты замерзаешь. Шляпой сметаю в сторону угольки и золу. Стало непомерно жарко, весь в поту впадаю в забытье. Очнулся в лихорадке — одежда леденеет, перекатываюсь на место костра. Чувствую жар снизу. Поворачиваюсь другим боком. И так несколько раз. На востоке заалело — близко рассвет. На душе стало легче. Моя «лежанка» помогает. Никогда в жизни с таким нетерпением не ждал солнца, как теперь. Наконец-то оно вышло из-за горизонта, и все заиграло яркими красками. Под его лучами воздух быстро стал согреваться. Пришла уверенность — теперь я выживу.

День прошел, как предыдущий, в созерцании природы. Перед глазами все времена года. На севере снеговая шапка высочайшего гольца хребта Иняптук, серая зона гольцов ниже, кое-где пожелтевшие лиственницы, зеленый кедр, ель и сосна, обрамляющие голубое озеро. Захотелось пить. Ночью я, отодвигая остатки костра, нечаянно опрокинул котелок с чаем. Надо лезть зачерпнуть воды. После легкого моциона нагнулся зачерпнуть воды. Только вытянул кружку, как вынужден замереть на месте — очередной приступ.

Третий день как ничего не ел. Напился воды: от холода захватило в груди; есть так и не смог. Шел уже пятый час. Вновь тревожное состояние. Иван, думаю, сбился с пути, и меня не найдут. Ночь станет для меня последней. Но вот мне послышался звук колокольчика — в горах при безветрии слышимость великолепная. Потом он замер. Долго вслушивался — ничего. Возможно, звон в ушах! Через полчаса показалось: внизу где-то голоса людей. Услышал вновь, но как будто в стороне и дальше. Уходят в сторону!