Поэма заканчивается торжеством справедливости: Сарагоса пала, Марсилий убит, коварный Ганелон предстал перед Судом Божьим, а Карл Великий вновь отправляется в поход. Но Страна франков долго еще скорбела о своем герое. Легенда настолько овладела сердцами людей, что позже Роланд обрел собственную поэтическую судьбу: были сложены поэмы о его рождении, детстве, первом знакомстве с королем Карлом и обретении меча Дюрандаля, о его подвигах и деяниях, любовных приключениях и воинской дружбе. Артефакты, связанные с его судьбой, памятники, посвященные герою, рассеяны по всей Европе. Изображение Роланда украшает гербы и эмблемы европейских городов и стран.
Героический образ доблестного рыцаря, несмотря на гипотетичность сюжета, снисхождение к историческим неточностями, допискам и дополнениям – это, прежде всего, великая идея, обладающая нерушимой силой и святостью, идея преданного и беззаветного служения своей земле и вере…
Вот по какой легендарной дороге мы идем в эту самую минуту. Великий рыцарский путь из Франции в Испанию, дорога завоевателей и паломников, королей и контрабандистов, мирных послов и свирепых разбойников. Сейчас это увлекательный и весьма прибыльный туристический маршрут, вписанный в исторический ландшафт и приправленный изрядной толикой мистики и романтики, а для кого-то еще и действенный способ испытать себя.
***
Дети Агнеты ушли далеко вперед, на горизонте видны их худенькие фигурки: одна долговязая, другая пониже. Угловатая как новорожденный олененок Ева – тринадцатилетний нескладный подросток с брекетами и модной крашеной челкой; и вечно сонный студент Ежи – добродушный ворчун с печальными серыми глазами, в недавнем прошлом безнадежный наркоман. Агнета как-то вскользь упомянула, чего ей стоило вырвать сына из наркотического ада. Два года отчаянной борьбы на грани возможного без права на передышку. Но теперь все позади. Ее Ежи с ней, он здоров и скоро станет, как и мама, инженером-судостроителем. Мне редко приходится видеть такие нежные отношения между взрослым братом и младшей сестрой: все-таки семь лет разницы в таком возрасте – непреодолимая пропасть.
– Ева росла на руках у Ежи, – рассказывает Агнета, – когда девочка пошла в школу, он брал ее с собой на каток и учил играть в хоккей. Если дворовых мальчишек не хватало для ледового боя, на ворота ставили Еву. А она… Она была страшно горда, что большие мальчики берут ее в свою игру. И даже скрывала от меня свои спортивные раны – шишки, синяки и ссадины, представляешь?
– А Ежи тоже участвовал в ее девчачьих затеях? – интересуюсь я.
– Ты знаешь, да! Как-то они вместе пошли покупать для Евы первую губную помаду. Я хорошо помню, как они встретили меня у порога с заговорщическим видом, их распирала изнутри общая тайна. А дело было всего лишь в оранжевом блеске на губах дочери. Я не сразу заметила, а сын оскорбился едва ли не больше, чем сестра. Еще бы, ведь это он выбирал цвет!
Посерьезнев, Агнета добавляет:
– Если бы не Ева, не уверена, смогла бы я спасти сына… – и надолго замолкает, приседая к развязавшемуся шнурку.
Я жду, когда она перешнурует ботинки, и аккуратно меняю тему.
– Агнета, давно хотела тебя спросить, откуда ты так хорошо знаешь русский?
– Учила в школе – это раз, – Агнета, пыхтя, выпрямляется, – а еще была активисткой школьного Клуба интернациональной дружбы и целый год переписывалась с русским мальчиком, кажется, из Киева. Ведь тогда еще был Советский Союз!