Хождение в Кадис

Пепе подошел к столу, взял колокольчик и позвонил. Спустя несколько мгновений дверь отворилась и в кабинет с почтительнейшим поклоном вошел слуга.

– Мне нужна зажженная свеча.

Сантьяго поразился, с какой скоростью Пепе сменил тон. Теперь он говорил надменно и требовательно, как и подобает высокородному дворянину, когда тот снисходит до разговора со слугой. Сантьяго прекрасно помнил жалостливые рассказы Пепе о его жизни в родительском доме. Ему приходилось самому чистить свое платье, а иногда даже собственноручно растапливать камин.

Слуга, пятясь, вышел из комнаты и беззвучно прикрыл за собой дверь.

– Кто его так здорово вымуштровал? – удивился Сантьяго.

– Я, – с нескрываемой гордостью произнес Пепе. – Требовательность и настойчивость – вот чем я руководствуюсь в обращении с подчиненными. И уж поверь мне, Санти, – в его голосе зазвучали почти покровительственные нотки, приличествующие умудренному жизнью мужу, – такая линия приносит плоды. Из чего, собственно, состоит подлинное воспитание? Из обучения и приучения! Сначала подчиненному нужно четко объяснить, чего ты от него ожидаешь, а затем ясно и недвусмысленно требовать выполнения поставленных перед ним задач.

Сантьяго с трудом сдерживал улыбку, Пепе был ему нужен, и не просто нужен, а очень нужен, и ради этого он был готов закрыть глаза на его бахвальство и недалекость. Впрочем, он всегда не блистал умом, однако это не мешало Сантьяго три года дружить с ним в Навигацком. А ведь с тех пор почти ничего не изменилось, то есть умнее Пепе явно не стал, разве что бахвальства прибавилось. Но это можно перетерпеть…

Слуга вернулся, держа в руке медный, хорошо вычищенный подсвечник с горящей свечой, поставил его на стол и с поклоном удалился. Пепе точным движением вытащил из, казалось бы, беспорядочного вороха документов клочок чистого пергамента, затем другим точным движением извлек из другого места в завале палочку сургуча, расплавил ее конец в пламени свечи, капнул на пергамент и припечатал большим кольцом, которое носил на безымянном пальце правой руки.

– Покажешь мою печатку Аделберто, – произнес он, протягивая Сантьяго клочок пергамента. – Вот тогда он в лепешку расшибется. Только не отдавай ему пергамент, порви или верни мне. У этой печатки, – важно добавил он, – немалая стоимость в окрестностях Кадисского порта!

Выйдя из комендатуры, Сантьяго направился вдоль причалов в удаленную часть гавани, примыкающую к крепостной стене. На сравнительно небольшом пространстве теснились десятки кривых улочек. В Кадисе это место называли «веселым кварталом». Тут находились дешевые гостиницы, в которых безработные матросы дожидались прихода судна, куда можно будет зафрахтоваться, а также все, что скрашивало это ожидание, иногда затягивающееся на месяцы: бодеги, бордели, таверны, игральные дома и разнообразные притоны. В эту часть города приличные люди стыдились заглядывать, поэтому Сантьяго в ней никогда не бывал. Впрочем, квартировавших тут проституток навещали его товарищи по Навигацкому, и по их щедрым рассказам он немного представлял себе, что его ожидает.

Смеркалось. На каракках и каравеллах, пришвартованных у причалов, зажгли фонари. Их свет мерцал и дробился в гладкой поверхности воды. Вдалеке пылал красный огонь на башне маяка. Низко висевшие над морем облака из розовых стали фиолетовыми, узкий серп серебряной луны висел над ними, словно дорогое украшение. Скользкие каменные плиты под ногами блестели, как атласное платье жены алькальда Санта де ла Пенья. С кораблей доносились голоса матросов, приступивших к ужину. Мирная, добрая картина. Сантьяго припомнил ужин у дона Алэрико. Боже, как давно это было!

Дойдя до первых строений «веселого квартала», выглядевших вполне респектабельно, Сантьяго непроизвольно обернулся, желая проверить, не видит ли кто-нибудь, куда он направляется. Поймав себя на этом, он усмехнулся и решительно двинулся внутрь улицы. Ее образовывали ветхие, грязные дома с то и дело вклинивавшимися между ними широко открытыми дверями в тускло освещенные подвальные помещения. Из подвалов несло прогорклым запахом подгоревшей пищи. В окнах верхних этажей горели лампы, прикрытые красными колпаками.

Из двери дома в пяти-шести брасах перед Сантьяго вышла женщина и семеня пошла по улице. Ее скромная одежда, черная мантилья, прикрывающая голову, и походка, которую отрабатывали в пансионах девиц благородного происхождения, внушали доверие. Сантьяго ускорил шаг, нагнал девушку, кашлянул, чтобы привлечь ее внимание, и произнес:

– Простите, уважаемая сеньорита, вы не подскажете, как мне отыскать таверну «Белый лев»?

Девушка резко обернулась и в упор посмотрела на Сантьяго. Тот невольно вздрогнул… из-под мантильи на него смотрело совсем юное лицо, на котором порок уже успел оставить явственные следы. Осклабившись, девушка произнесла низким хрипловатым голосом:

– Да зачем тебе ходить так далеко, красавчик? За половину эскудо я тебе на месте все сделаю хорошо-хорошо, не пожалеешь!