Хождение в Кадис

О, с какой неожиданной для себя радостью Сантьяго прошелся по каменным плитам двора. А ведь еще совсем недавно он мечтал о том дне, когда наконец вырвется из стен училища и вдохнет полной грудью воздух свободы. Вот, вырвался, и этот воздух оказался далеко не таким сладким, каким представлялся из дортуаров Навигацкого.

Все перевернулось в глазах Сантьяго, теперь училище, с его неумолимым распорядком, свирепой муштрой и тяжким гнетом повседневных обязанностей, стало казаться утраченным раем. Здесь, под защитой высоких стен, все выглядело простым и ясным, он должен был выполнять возложенные на него обязанности и ни о чем, кроме этого, не думать.

«Готов ли ты вернуться сюда? – спросил он себя, приближаясь к часовне. – Преподавателем, помощником, мало ли кем? Место найдется, падре Бартоломео поможет».

Он сделал несколько шагов, встал на первую ступеньку лестницы, ведущей к входу в часовню, и решительно покачал головой.

«Нет, не готов. Вылупившийся цыпленок не может вернуться в расколотую скорлупу. И нечего сожалеть об утраченном рае, Навигацкое им никогда не было. И не будет. Во всяком случае, для меня».

Падре Бартоломео стоял на коленях в углу плохо освещенной часовни. Запах воска от свечей, горевших во время службы, окружал его, подобно фимиаму. В грубой сутане, подпоясанной веревкой, с простым деревянным крестом на груди, он казался олицетворением праведности и отрешения. Сантьяго с грустью посмотрел на седую бороду святого отца. Он помнил его молодым, а бороду еще черной, из блестящих, тугих завитков. Сейчас волосы распрямились, побелели, а сам падре словно стал ниже ростом.

Стоя на коленях и опустив голову на грудь, он молился или размышлял, а может, соединялся с Высшим откровением и слушал голоса ангелов – никто не знает. Так он поступал после каждой вечерней молитвы, оставаясь в часовне до середины ночи. Его распорядок дня вызывал трепет у новичков и кривую ухмылку снисхождения у третьекурсников. Проводить каждый вечер на коленях казалось им бессмысленным и бесполезным делом. Хотя некоторые уверяли, будто свои занудные проповеди падре сочинял именно в это время, таким образом проводя его с максимальной для себя пользой.

Сантьяго осторожно приблизился, ступая на носки, чтобы шарканьем подошв не нарушить ход мыслей падре, и остановился возле колонны. Ему казалось, будто он проделал это совершенно бесшумно, но не успел он прислониться к колонне, готовясь к долгому ожиданию, как падре Бартоломео обернулся и посмотрел на него.

– Это ты, Сантьяго? – дрожащим голосом спросил он.

– Я, святой отец.

– Подойди ко мне, сын мой.

Сантьяго опустился на колени рядом со священником и с удивлением заметил, что по его лицу катятся слезы.

– Только что произошло чудо, Сантьяго, – сдавленно произнес падре. – Бог ответил мне.

Он замолк, уронив подбородок на грудь, и затрясся от рыданий. Сантьяго в полном недоумении стоял на коленях, молитвенно сложив руки на груди, не зная, что сказать. Падре отер слезы краем сутаны, повернул заплаканное лицо к воспитаннику и заговорил уже нормальным голосом.

– Сегодня, Сантьяго, только что я взмолился Живому аббату, покровителю нашего училища, и попросил его обратиться к всемогущему Богу, владыке неба и земли. Пусть Он совершит чудо – вернет к жизни моего любимого ученика. Я понимал, что такая просьба может показаться несусветной наглостью, за которую высший суд положит мне наказание, но глубокое горе твоих родителей не давало мне покоя. И кроме того, – тут он, подобно отцу Игнасио, нежно провел рукой по плечу Сантьяго, – ты вырос на моих глазах, ко мне приходил на первое причастие, с моей помощью учился читать. Ты мне как сын, Сантьяго, как родной сын, и я просил Бога о невозможном, о чуде, рассекающем время. И оно произошло: не успел я завершить молитву, как дверь в часовню отворилась, и вошел ты, живой и невредимый. Если это не чудо, Сантьяго, то что же это такое?

Сантьяго растерянно молчал. Как повлияла сегодняшняя молитва падре на его спасение из рук Барбароссы, на три дня выживания в море, на излечение у Росенды, на дуэль с Ленсио, на сегодняшний бой с бандитами? Ведь все это уже было, уже произошло до того, как падре обратился с молитвой к Живому аббату.

– Расскажи мне, что с тобой произошло, – попросил падре. – Не рассматривай это как исповедь. Просто расскажи.

И Сантьяго рассказал, умолчав про Росенду. Он был уверен, что его чудесное спасение послужит падре основой не для одной проповеди, и его имя теперь долго будут со смехом упоминать в классах Навигацкого. Но деваться было некуда…