Ну, а то, что он никакой не сионист, опровергать, конечно, нет смысла. Такое могло прийти в голову только члену ленинско-сталинской партии, всю жизнь с энтузиазмом лепившему гениальные образы Владимира Ильича и Иосифа Виссарионовича.
Таким вот образом остался Илья Сергеевич за бортом Академии художеств на Пречистенке, где пребывает по сей день, не особенно печалясь. Потому что успел за время, минувшее со дня того давнего голосования, создать свою академию живописи на Мясницкой, где учится около двухсот пятидесяти студентов. Нетрудно подсчитать, что через несколько лет дипломников академии будет тысячи. Эта мысль, очевидно, удесятеряет силы Глазунова, который в свои годы работает без выходных и часового перерыва на обед, без месячных и более продолжительных академических отпусков, положенных ему как профессору.
Да, на груди других юбиляров сияют ордена и медали, а в богатой коллекции Глазунова клейма и ярлыки, один другого чернее. Есть среди них знак "черносотенца". По этой причине задержалось учреждение академии на Мясницкой. Требовалась аудиенция у главного идеолога партии члена Политбюро ЦК КПСС Александра Яковлева, который должен был наложить резолюцию на документе. Шли дни, а звонка со Старой площади не было. Причину задержки Яковлев объяснил, когда долгожданная встреча состоялась.
- Я долго не принимал Вас, Илья Сергеевич, потому, что, по имевшейся у меня информации, считал основателем черносотенного общества "Память". Попросил Комитет государственной безопасности навести справки, проверить, действительно ли вы, как в Москве говорят, связаны с этой "Памятью". Справки навели, и мне сказали, что разговоры об этом не имеют под собой основания.
Что Глазунов есть агент КГБ - не только говорили, но даже написали в книге, вышедшей под названием на три зловещие буквы "КГБ". Опубликовал ее на Западе, опираясь на вымыслы диссидентов, некий Джон Баррон. На него подал в западногерманский суд Илья Глазунов. И выиграл дело! То был первый случай, когда советский гражданин обратился за восстановлением попранной справедливости в буржуазный суд, и тот присудил 60 тысяч марок в пользу истца.
- Будьте шире! - напутствовал художника, расставаясь, Александр Яковлев, имея в виду частые бескомпромиссные высказывания Глазунова против авангардистов, модернистов, представителей абсолютно всех течений абстрактной беспредметной живописи.
- У меня руки раскрылись для объятий так широко, что даже плечи болят! Мы любим всех, кто любит Леонардо, но не Татлина, - восклицает профессор. Да, в этом отношении позиция художника никогда не менялась, в этом он постоянен, как в антикоммунизме и в других своих давних убеждениях.
- Вот если бы в нашей академии рисовали шарики и кубики, если бы ухо пририсовывали к ноге, вот тогда бы к нам валили западные корреспонденты. Учились бы педерасты и лесбиянки, примчалось бы телевидение. А так мы на Мясницкой год, то никто не едет и не идет!
Да, открытие в Москве Всероссийской академии живописи, ваяния и зодчества прошло без особого внимания средств массовой информации. Часто ли даже в таком городе, как Москва, открываются высшие художественные учебные заведения? Раз в сто лет. Это большое, историческое событие, ему мы обязаны Глазунову.
На выставку в Манеж, где экспонировались картины преподавателей и студентов академии, все журналисты устремились только тогда, когда наведался туда президент Ельцин и мэр Лужков.
- Ходил Борис Николаевич по выставке с ребятами. Они показывали ему свои работы. У картины Ивана Глазунова "Суд Пилата" остановился президент и сказал, глядя на Христа:
- И меня предали, как его.
- А что написали газеты?
- Глазунов сказал президенту, что Прибалтику нужно давить танками!
- Какая чушь!
После этого записал я еще два, быть может, старых, но мне неведомых анекдота. Глядя на картину, неудачную по композиции, где главный герой представал как-то приниженно, не там, где надлежало ему быть по всем правилам классицизма, Илья Сергеевич, чтобы мысль лучше усвоили, рассказал:
- Представил художник картину, посвященную Ленину. Ильича на ней нет. В центре стоят и беседуют Надежда Константиновна и Троцкий.
- Где же Ленин, - спрашивают у автора.
- А Ленин в Польше!
У картины, написанной студентом в преддипломной горячке, как оказалось, всего за несколько дней, ректор рассказал еще один анекдот на тему о цейтноте.
Инструктор учил начинающего парашютиста:
- Сначала дерни за кольцо основной парашют.
- А если он не распустится?
- Тогда тяни за кольцо запасной.
- А если запасной не раскроется?
- Тогда, если успеешь, дерни себя за...
На этом предлоге профессор остановился, дав каждому поработать дальше воображением. Рядом с ним ходил по залам председатель государственной комиссии, маститый академик живописи, которому предстояло подписывать дипломы художникам. Мне показалось, что ему нравятся не только анекдоты Ильи Сергеевича, но и картины студентов. (Я не ошибся. Через несколько дней десять художников блестяще защитили дипломы, семеро из них - с оценкой отлично.)