Хожение за три моря

В Индии Никитин стал очевидцем столкновения двух крупнейших в то время держав субконтинента. Находясь на территории одного из них – мусульманского государства Бахманидов, – путешественник описывает несколько войн, которые вели войска Мухаммед-шаха III, одного из последних представителей династии. Эти события описаны Мухаммедом Касимом Фериштэ, индо-мусульманским историком, жившим на рубеже XVI–XVII вв. и писавшим на персидском языке. История Фериштэ основана на придворных хрониках, составленных его предшественниками – современниками описываемых событий, один из которых – мулла Абдул Карим Синдхи, состоявший на службе Махмуда Гавана, фактического правителя государства в конце 50‑х – начале 80‑х годов XV в. Фериштэ датирует события по годам хиджры, а также приводит традиционную местную датировку относительно сезона дождей. Никитин же называет мусульманские праздники. Так что при всем разнообразии приводимые в обоих источниках указания позволяют датировать исторические события на уровне лет и времени года, а иногда – месяцев и дней.

По рассказу Фериштэ, в конце 1460‑х – начале 1470‑х годов две войны были направлены против индусской державы Виджаянагар и две – против другого индусского государства – Ориссы. Первая война была завершена в 1469–1472 гг. завоеванием приморской области Келны и Гоя, находившейся в зависимости от махараджи Виджаянагара[1451]. Никитин пишет, что осада одной крепости (речь идет о Келне) продолжалась два года и войска торжественно вернулись в столицу на курбан-байрам (Л, л. 454 об.). Войсками командовал везир ходжа Махмуд Гаван, носивший титул мелик-ат-туджжар. Называя его боярином, путешественник пишет, что ведет он войны с индусами «20 лет есть, то его побивают, то он побивает их многажды» (Л, л. 444 об.), и замечает, имея в виду Сангамешвар и Гоа, что «два города взял индийскых, что разбивали по морю Индийскому» (Л, л. 454)[1452].

Сличая записки Никитина и хронику Фериштэ, Минаев натолкнулся на явное расхождение в датах. Для Срезневского, незнакомого с хроникой Фериштэ, проблемы не существовало, его датировка была «автономна» от истории Индии. Минаеву же предстояло «увязать» оба источника. Прочтя в хронике, что Махмуд Гаван вернулся в столицу после трехлетнего отсутствия, исследователь рассчитал, что война, начатая в 1469 г., должна была окончиться в 1472 г. Так как Никитин уже в начале этого года покинул Индию, то первое возникшее противоречие было разрешено следующим образом.

Как и Срезневский, Минаев не сомневался, что русский путешественник был свидетелем всех описываемых им событий. Если прав Никитин, рассуждал исследователь, то неправ Фериштэ. Выходило, что война продолжалась не три, а два года, или три, но начата была на год раньше, чем отметил придворный хронист. Поэтому Минаев высказался за то, чтобы временем возвращения войск после взятия Гоа считать июнь 1471 г.[1453]

Высказывалось и противоположное мнение: путешественник не мог иметь в виду взятие Гоа, расположенного южнее Дабула, поскольку это произошло после того, как он покинул Индию, и свидетельство тому его собственные слова: «Дабыль же есть пристанище в Гундустане последнее бесерменьству»[1454]. Как же было на самом деле?

Прежде всего событие, которое произошло с путешественником в Джуннаре вскоре по прибытии в Индию, не могло иметь места в 1469 г., как то следовало из датировки Срезневского. Асад-хан, пытавшийся обратить Никитина в ислам, находился в это время в походе на Келну вместе с Махмудом Гаваном; Минаев, отметив участие Асад-хана, не заметил противоречия[1455]. Во-вторых, следуя логике Минаева, датировать возвращение войск в Бидар из этого похода необходимо 1470 г., так как если там находился Никитин, – это должно было состояться через год после приезда путешественника в Индию, а не в 1471 г., когда он должен был быть уже в Гулбарге; Минаев, поглощенный опровержением хроники Фериштэ, перестал следить за тем, где находился Никитин. Наконец, слова Никитина о Дабуле не дают основания утверждать, что в то время, когда путешественник был в Индии, Гоа еще не был присоединен. В перечне портов западного побережья им названы наиболее значительные: Камбай в Гуджарате, Дабул у Бахманидов, Каликут (Кожикоде) у владетеля Виджаянагара, которые он характеризует как порты «Индийскому морю всему» (Л, л. 450, 457). О Чауле как порте Никитин не рассказывает, хотя отсюда началось его путешествие в глубь страны. Порт Диу, не шедший тогда в сравнение с Камбаем, Никитин не называет, упоминая лишь область Гуджарат как первую на индийской земле, которую он посетил.