Хожение за три моря

Итак, Афанасий Никитин дважды был охвачен жестокими сомнениями, если не сказать, страхом, и дважды написал, что пути ему нет. В Индии, собираясь в обратный путь, он терзался сомнениями: «пути не знаю», «пути нет» (повторено четырежды), «пути нет никуда». Но, преодолев страх, двинулся в путь в самое логово персидского льва. Он прошел через Индийский океан, чудом не сгинув у берегов Эфиопии, когда со всеми молился: «Боже вышний, Царь Небесный, здесь ты судил нам погибнуть», через пустыни Ирана и достиг ставки Узан-Хасана. Здесь ему второй раз «пути никуда не было», но Афанасий за 10 дней вновь собрался с духом и избрал маршрут опаснейший, зато полезнейший с точки зрения сбора важной для Руси политической информации.

Был ли Афанасий Никитин разведчиком с заданием от великого князя тверского, а то и московского? – Думаю, что нет. Слишком много ветров надувало его паруса, немало привходящих обстоятельств определяло извилистый маршрут до Индии, где он честно искал (и мало обретал) интересов русских купцов. Но то, что на пути домой тверич преодолевал свойственный всем нам страх так, как это обычно делает русский человек, заменяя свою безопасность интересами Родины и поэтому идя туда, где он нужнее Святой Руси – это точно.

В былинах о русских богатырях не зря говорится о том, как человек обретает силу, припадая к родной земле. Для возвращения сил бывает достаточно носить хоть горсточку Русской земли с собой в мешочке. Разумеется, это фигура речи, образ сознания себя частью великой земли и великой силы. Величайший герой, да хоть сам Суворов, может, угнетенный бедами и напастями, пасть на колени и заплакать. Но стоит ему вспомнить, частью чего он является, и – «помилуй Бог, мы русские!» Нет и не может быть в мире такой силы, которая способна нас сломить, и трудностей, способных нас остановить.

Переводы

Троицкий список XVI века

Перевод Н.С. Чаева, комментарии Н.П. Петрушевского

За молитву святых отцов наших, господи Иисусе Христе, сыне божий, помилуй меня[166], раба своего грешного Афанасия Никитина сына.

Написал я грешное свое хождение за три моря: первое море Дербентское – море Хвалынское[167], второе море Индийское – море Индостанское[168], третье море Черное – море Стамбульское[169]. Пошел я от святого Спаса Златоверхого[170], с его милостию, от великого князя Михаила Борисовича[171] и от владыки Геннадия[172] Тверского и от Бориса Захарьича на низ, Волгою. Придя в Калязин и благословись у игумена монастыря Святой Живоначальной Троицы[173] и святых мучеников Бориса и Глеба[174] Макария с братьею, пошел на Углич, а с Углича на Кострому, к князю Александру с другой грамотой великого князя (Тверского), и отпустил меня свободно[175]. Также свободно пропустили меня и на Плесо в Нижний Новгород, к наместнику Михаилу Киселеву и к пошлиннику Ивану Сараеву.

Василий Папин[176] тогда уже проехал, а я ждал еще в Новгороде две недели татарского, ширваншахова посла Хасан-бека[177]. Он ехал от великого князя Ивана с кречетами, а их у него было девяносто. И поехал я с ним на низ Волгою. Проехали свободно Казань, Орду[178], Услан, Сарай[179], Берексзан[180].

И въехали мы в Бузань-реку[181]. Тут нам повстречались 3 поганых татарина и сообщили ложные вести, будто в Бузани стережет купцов хан Касим[182] и с ним 3 тысячи татар. Ширваншахов посол Хасан-бек дал им тогда по однорядке и по куску полотна, чтобы они провели нас мимо Астрахани[183]. Татары же по однорядке взяли, а весть подали астраханскому царю. Я покинул свое судно и перешел с товарищами на судно к послу. Поехали мимо Астрахани, а месяц светит. Царь нас увидел, а татары кричали нам: «Не бегите!»[184] А мы того не слыхали ничего. А плыли мы на парусах. И царь послал тогда за нами всю свою орду, и за грехи наши настигли нас на Бугуне[185], застрелили у нас человека, а мы у них двух. Судно наше малое остановилось на езу[186], они взяли его и тотчас разграбили; а моя вся поклажа была на малом судне.

Большим же судном мы дошли до моря и встали в устье Волги, сев на мель. Татары тут нас взяли и судно назад тянули до еза. Здесь они судно наше большое отобрали, взяв также и четырех русских, а нас отпустили ограбленными за море. Вверх же они нас не пропустили для того, чтобы мы не подали вести. И пошли мы к Дербенту[187] в двух суднах: в одном судне посол Хасан-бек с иранцами[188] да нас, русских, всего 10 человек, а в другом судне 6 москвичей, да 6 тверичей, да коровы, да корм наш. На море нас захватила буря[189]. Малое судно разбило о берег, а тут есть городок Тарки[190], а люди вышли на берег, и пришли кайтаки[191] и людей же с него поимали всех.