– Вряд ли. Гули одной кровью не ограничились бы. – Асим скорчил гримасу. – И они не практикуют магию. Это древнемаридский текст. Магия джиннов. – Она нахмурилась, указывая тростью: – Но вот это мне незнакомо.
На равной дистанции от круга были начерчены четыре глифа. Один выглядел как пара закручивающихся рогов. Второй – в виде серпа. Третьим нарисовали странный топор с крючковатым лезвием. Четвертый больше остальных: полумесяц, увитый лозой.
Асим нагнулся посмотреть:
– Никогда раньше не видел. Печать какого-то чародея?
– Возможно. – Она провела пальцем по одному из глифов, словно прикосновение могло принести ответ.
Выпрямившись, следователь отступила, чтобы рассмотреть джинна – гиганта, в чьей тени они оба казались карликами. Глаза откинувшейся головы остались открытыми, их яркое золото давило на нее расплавленными солнцами. Лицо марида было почти человеческим, если не обращать внимания на заостренные уши и рога цвета кобальта, завивающиеся из его головы. Она повернулась к Асиму.
– Как давно вы нашли тело?
– Сразу после полуночи. Его нашла одна из завсегдатаек. Всю округу на ноги поставила. – Он ухмыльнулся. –
Фатима смотрела на него безо всякого выражения, пока он не продолжил:
– В любом случае она откормленная крыска из трущоб, в Азбакею приходит работать. Гречанка, мне кажется. Только пару слов успел вытянуть, пока ее адвокат-пезевенк[103]
не прибыл. – Он издал звук отвращения. – Во времена моего деда старый хедив выстроил шлюх и отправил на юг. А сейчас они нанимают турецких сутенеров, чтобы те зачитывали полиции закон.– Это 1912-й – новое столетие, – напомнила ему Фатима. – Хедивы больше не управляют Египтом. Османов больше нет. Теперь у нас король и Конституция. У всех есть права, не важно, где они работают. – Асим хмыкнул, словно именно это и было проблемой.
– Ну, она выглядела расстроенной. Может, потому что потеряла эту штуковину. – Он снова указал на гениталии джинна. – Или потому, что терять клиентов после этого дела – плохая примета.
Это Фатима могла понять. Азбакея была одним из самых богатых районов Каира. Клиенты здесь платили хорошие деньги. Очень хорошие.
– Она кого-нибудь видела? Может, предыдущего гостя?
Асим покачал головой:
– Сказала, что никого. – Он задумчиво почесал лысину на макушке. – Но в последнее время здесь действует албанская банда, грабят зажиточные районы, связывают жертв, пока занимаются их ценностями. Кровь джинна можно хорошо продать на магическом черном рынке.
Пришла очередь Фатимы качать головой, туша джинна впечатляла – не говоря уж о когтях.
– Шайку воров ожидал бы смертельный сюрприз, если б они наткнулись на марида. Мы знаем, кто он?
Асим махнул одному из своих людей, маленькому человечку с соколиным профилем, который смотрел на Фатиму с неодобрением. Забирая бумаги, она вернула взгляд, прежде чем отвернуться. На одной из них было зернистое, черно-белое фото знакомого лица: мертвый джинн. Под фотографией стояла печать: белый полумесяц и копье на красно-черно-зеленом фоне – флаг Махдистской Революционной Республики.
– Суданец? – удивленно спросила она, пытаясь найти паспорт.
– Похоже на то. Мы телеграфировали в Хартум. Посмотрим, что из этого выйдет. Там, наверное, сотня джиннов по имени Сеннар.
«Наверное», – согласилась Фатима про себя. Сеннар – это название города, гряды гор или старого султаната в Южном Судане. Джинны никогда не называют своего истинного имени, используя вместо него названия мест – городов, холмов, гор, рек. Похоже, не имеет значения, сколько джиннов носят одно имя. Каким-то образом они различают друг друга. Она вернулась к паспорту, проверяя подпись, а затем бросила взгляд на пол. Нахмурилась, низко наклонилась и снова присмотрелась к тексту. За ней с любопытством наблюдал Асим:
– Что там?
– Почерк. – Она указала на заклинание. – Он тот же.
– Что? Ты уверена?
Фатима кивнула. Она была уверена. Часть заклинания нанесли на старомаридском, другую – на арабском, но не заметить сходство почерка было невозможно. Оно было написано рукой джинна. Марид использовал обескровливающее заклинание – на себе.
– Суицид? – спросил Асим.
– Чертовски болезненный, – пробормотала следователь. Только в этом не было смысла. Бессмертные себя не убивают. Во всяком случае, она не могла припомнить задокументированных свидетельств подобных случаев.