Хозяева джиннов

Я в неоплатном долгу перед своей сестрой Лизой, которая убеждала меня продолжать писать, даже когда я хотел сдаться; перед отцом, который всегда гордился моими достижениями; и матерью, которая была бы в восторге, если бы это увидела.

Благодарность Ласане, моему партнеру по путешествию от Каира до Асуана. Нам хватит шуток еще на «двадцать тысяч лет»! И, конечно, моя горячая любовь к Даниэль, Ниа и Нья, которые всегда на моей стороне.

И наконец – всем читателям, которые постоянно просили написать об этом мире еще, вы были величайшей мотивацией для моей музы. Эта книга появилась из-за вас. Пусть она доставит вам удовольствие и оправдает ожидания.

Мертвый джинн в Каире

Специальный следователь египетского Министерства алхимии, заклинаний и сверхъестественных сущностей Фатима эль-Шаарави разглядывала обмякшее на колоссальном диване тело сквозь пару спектральных очков.

Джинн.

И древний притом: почти вдвое крупнее человека, с пальцами, оканчивающимися длинными, как кинжалы, изогнутыми когтями. Его кожа была покрыта лазурной чешуей, отливающей бирюзовым под дрожащим светом керосиновых ламп. Он сидел обнаженным среди подушек с кистями цвета лаванды и бордо, мускулистые руки и ноги широко раскинуты, ничего не оставляя воображению.

– А вот это впечатляет, – раздался голос.

Фатима обернулась к фигуре, нависшей прямо над ее плечом. Длинные седеющие усы в стиле древних янычар подергивались на полном лице. Они принадлежали мужчине в униформе цвета хаки, обтягивающей его слишком плотно, особенно в области живота. Он указал выбритым круглым подбородком на обнаженный пенис мертвого джинна: «инструмент» цвета полночной синевы, свисающий едва не до колен.

– Я видел взрослых кобр, которые были меньше. Мужчина не может не завидовать, когда такой штукой тычут ему в лицо.

Фатима вернулась к работе, не удостоив его ответом. Инспектор Асим Шариф представлял местную полицию, выступая посредником между ней и министерством. Неплохой человек. Просто вульгарный. Каирским мужчинам, несмотря на декларируемую современность взглядов, до сих пор некомфортно работалось с женщинами. И свою неловкость они выражали в экстравагантной, неуклюжей манере. Уже то, что министерство назначило какую-то провинциальную, обожженную солнцем саиди на должность в Каире, было щекотливым решением. Да еще и такую юную, в иностранной одежде – они все никак не могли к ней привыкнуть.

Сегодня она выбрала светло-серый костюм, дополненный жилетом той же расцветки, фисташковым галстуком и белой рубашкой в тонкую красную полоску. Она добыла их в Британском квартале, и портной специально подгонял одежду, чтобы та подходила ее миниатюрному телосложению. Аккомпанирующая трость – прочный отрезок черной стали, увенчанный серебряным набалдашником в виде львиной головы – была, следует признать, перебором. Но она привносила в ансамбль флёр экстравагантности. А отец всегда говорил, что если люди все равно будут пялиться, почему не устроить для них шоу.

– Обескровливание, – объявила она.

Фатима сняла покрытые медью очки и вручила их замершему в ожидании автоевнуху. Человек-машина принял инструмент чуткими металлическими пальцами и с механической точностью сложил его в кожаный чехол. В плоской бронзовой личине мелькнуло ее отражение: темные овальные глаза и крупный нос на красно-коричневой коже изящного лица. Его можно было назвать мальчишечьим, если бы не полные, четко очерченные губы, доставшиеся ей от матери. Когда автоевнух отступил, она заправила выбившуюся из копны черных, коротко стриженных волос прядь и повернулась к констеблю. Асим уставился на нее, будто она на фарси говорила.

– Эти символы. – Она постучала тростью по полу, где изгибающиеся белые письмена охватывали диван кругом. – Это обескровливающее заклинание. – Увидев непонимающий взгляд Асима, она потянулась к поясу, достала джамбию и приставила острие кинжала к бедру джинна, загоняя его под чешую. Из тела лезвие вышло чистым. – Крови нет. Ни капли. Его осушили.

Инспектор моргнул, наконец понимая.

– Но, куда она… кровь… подевалась?

Фатима прикоснулась к сухой кромке клинка. Хороший вопрос. Она вставила кинжал в расшитые серебром ножны, закрепленные на широком кожаном ремне. Джамбию она получила от приезжего аздитского сановника – подарок за изгнание особенно мерзкого наснаса[102], донимавшего его клан. Это было ее первым заданием от министерства. Подслеповатый старик назвал ее «симпатичным, для юноши, и очень храбрым, раз сразился с полуджинном». Она не стала его исправлять. И сохранила кинжал.

– Думаешь, это могли быть… – Асим скривился, топорща тщательно напомаженные усы, и прошептал: – Гули?

Он ненавидел говорить о нежити. Не отличаясь, впрочем, как полагала Фатима, от всех остальных. Атаки гулей были на слуху в городе: на прошлой неделе сообщали о трех инцидентах. Министерство подозревало радикальную ячейку анархо-некромантов, но зацепок ни у кого не было.

Она присела на корточки, чтобы рассмотреть символы.