Фатима бросилась к подруге, а мужчина отступил, наблюдая с расстояния. Дыхание Сити было тяжелым, она зажала рану, растерянно рассматривая багрянец, запятнавший ее когти.
– Для тебя бой окончен! – сказала ей Фатима.
Протест женщины вырвался со стоном.
Хадия подбежала и упала на колени, чтобы осмотреть Сити.
– Хвала Аллаху! Если кровь не идет ртом, легкие, скорей всего, не задеты! Но рану нужно зашить!
– Займитесь, – ответила Фатима, не сводя глаз с самозванца, который стоял, обозревая – ожидая.
– Собираетесь сражаться с ним одна? – спросила Хадия, отрывая ткань от рубашки Сити.
– Что-то вроде того, – ответила она. Тело агента ныло после всех этих прыжков и сражений. Но разгорающийся позади ее глаз жар делал боль отдаленной. Поднявшись, она сбросила пиджак. Фатима не взяла с собой револьвер, но у нее оставался кинжал-джамбия – подарок от иностранного посла в ее первые месяцы в министерстве. Она вытащила широкий обоюдоострый клинок из расшитых серебром ножен на широком кожаном ремне. Держа в одной руке кинжал, а в другой – меч, следователь сделала шаг вперед.
– Только ты? – спросил самозванец. Он стряхнул капли крови с меча.
– Только я.
Они застыли, долгое мгновение рассматривая друг друга. На золотой маске не было выгравировано никакого выражения – только изображение мужчины с опущенными вниз уголками губ. Трудно было сказать, о чем думал самозванец, разглядывая ее, пока он не заговорил:
– Эта идолопоклонница. Она что-то для тебя значит. Интересно.
Фатима почувствовала, как вспыхивает гнев. Она собиралась сразиться с этим человеком. Не убивать. Но покалечить, сделать ему очень больно. Ее мстительные мысли прервал вой сирены. Агент обернулась, вглядываясь вдаль, где мигалки извещали о приближающихся полицейских фургонах. Асим связался с участком. Вызвал весь состав.
– Похоже, нам придется отложить бой на следующий раз, – сказал самозванец. Он что-то выкрикнул на незнакомом ей языке. Какой-то джиннский диалект.
Четыре фигуры торопливо вскарабкались на крышу. Мужчины в черных масках. Они проигнорировали Фатиму и пошли друг другу навстречу, кажется, она моргнула перед тем, как они слились воедино. Мужчина стоял перед самозванцем, глядя сквозь нее, а затем неожиданно взорвался клубящимся черным пеплом, кожей, плотью и одеждой – превратившись в частицы, закружившиеся роем. Самозванец широко расставил пальцы, и облако втянулось в открытую ладонь, пока не исчезло. Он опустил руку и поднял на Фатиму глаза, вновь воспылавшие огнем.
– Могучее и славное министерство. Вы верите в свое величие. Со всеми вашими тайнами и жалкой магией. Ты хоть понимаешь, с чем имеешь дело?
Налетел порыв ветра – горячего и зловонного, с обжигающим запахом. Он ударил в Фатиму с такой силой, что она чуть не задохнулась и прикрыла рот, закашлявшись.
– Я вас научу, – сказал самозванец. – Вы узнаете, что такое боль. Я заставлю вас понять. И вытащу все ваши секреты на свет.
Без всякого предупреждения мир вокруг него взорвался огнем.
Поначалу Фатиме показалось, что она смотрит на стену кроваво-красного пламени. Но то, что она спутала со стеной, вскоре перетекло в другое форму: из инферно сформировалось похожее на человеческое тело, с головой, увенчанной загибающимися рогами и пылающими, лавовыми глазами. Существо стояло за спиной самозванца, гигант, втрое его больше, горящий в ночи маяком. Ей даже не пришлось смотреть вниз, Фатима знала, что бой на пустыре остановился, и каждый взгляд устремился к этому волшебному и чудовищному зрелищу.
Ифрит.
Джинн взревел, даже воздух пошел рябью от жара. Он склонился, открывая перевязь на спине – отчего-то не горевшую кожаную сбрую с длинными опоясывающими ремнями. Самозванец взобрался на ифрита и уселся в седло, языки пламени его не касались. Он натянул поводья, привязанные к рогам джинна, и бросил взгляд на Фатиму.
– Весь Каир будет говорить о том, что они видели этой ночью. Весь Каир будет знать, что я аль-Джахиз. И я вернулся.
Он произнес еще одну команду на странном языке, и на спине ифрита распустились огромные огненные крылья. Джинн поднялся в воздух, горячий ветер от ударов крыльев пригнул Фатиму к земле, она упала на колени. Сидя на крыше, агент подняла голову, прикрывая глаза ладонью, и смотрела, как огненный джинн взмывает в небо, уносясь прочь пылающей звездой вместе со своим наездником.
Глава двенадцатая
Фатиме хотелось кого-нибудь ударить. Сказать, что последние два дня были ужасными, было бы несправедливо по отношению к слову «ужасный». Последствия воскресной ночи – «последствия» были еще одним приуменьшением – продолжали появляться день за днем.