Хозяева плоской Земли

Думаю, вполне очевидно, чем должна была закончиться наша вечерняя прогулка после первого свидания. Тем более что в Генуе у меня была хоть и съёмная, но вполне просторная квартирка с тремя спальнями, где я не появлялся с тех самых пор, как распрощался с работой, предполагая, что это навсегда. Её хозяйка, ещё одна хорошая знакомая моей матери по имени Элена, Элена Манфреди, искренне расстроилась, когда я съезжал, и обещала никому жилплощадь не сдавать в надежде, что я скоро одумаюсь и вернусь, ведь, по её мнению, жить в Италии можно было только в Генуе, а уж если в Генуе, то исключительно на виа Форли, крохотной улочке, затерянной в лабиринтах холмов, откуда открывался «изумительный вид на порт». Корабли и краны, действительно, видны были прямо из окон, однако синьора Манфреди забывала о том, что через те же окна особенно по утрам проникало громыхание электричек: железнодорожная ветка, отделявшая город от порта, прижималась в этом месте к жилым домам особенно тесно. В тот раз я не стал съезжать в первое же утро лишь потому, что мне было неудобно перед матерью. Я вообще не люблю обижать людей, которые мне по тем или иным причинам симпатичны. Синьора Манфреди была из их числа. Если закрыть глаза на вид, а уши – на шум, сама по себе квартира мне нравилась простором и отсутствием лишней мебели. Поэтому сейчас, когда меня так внезапно опять взяли на работу, не оставив времени на раздумья и поиск более подходящего жилья, я намеревался экспромтом нагрянуть к своей бывшей хозяйке и обрадовать её тем, что вернулся, как она и хотела.

– Что же ты не позвонил, Конрад? – встретила она нас вопросом с порога. – Я бы заранее всё там прибрала.

– Выходит, вы её так и не сдали с тех пор? – удивился я.

– Ну, нет, сдавала пару раз, конечно, это же Генуя, тут всегда всем нужны квартиры, но недавно мой постоялец приказал долго жить, за ним приехали два автобуса родственников, представляешь, забрали его, мне даже лишку заплатили за неудобство, так что тебе снова очень повезло, она пустая, тебя дожидается. А кто это с тобой?

– Познакомьтесь, синьора Манфреди, это Эмануэла.

– Конрад, ты забыл, что уже однажды я просила тебя не называть меня так высокопарно! Тётя Элена. – Она протянула руку моей притихшей спутнице, и та с интересом её пожала. – Люси знает?

– Тётя Элена!

– Всё, всё! Молчу, молчу! Вот ключи. Уже поздно, идите спать, а завтра обо всём договоримся.

– Кто такая Люси? – не преминула поинтересоваться через деланную улыбку Эмануэла, когда мы спустились этажом ниже, и я открыл знакомый, слегка заедающий по вечерам замок.

– Моя маман.

– А…

– Иногда мне кажется, что у неё есть подруги во всех мало-мальски значимых городах Италии. Проходи, располагайся.

Если бы синьора Манфреди, то есть, тётя Элена, не сказала, что после меня тут ещё кто-то жил, я бы никогда сам так не подумал. Как будто вчера только ушёл. Те же бежеватые стены, те же занавески на больших окнах, тот же телевизор в углу на тумбочке, даже запах тот же – цветочный и немного пыльный. Я прошёлся по комнатам, распахивая окна. Эмануэла хвостиком следовала за мной, всё оглядывая и оценивая. Похоже, ей тут нравилось.

– А где у тебя холодильник?

– Мы же только что ужинали…

– Значит, завтра не наступит никогда? Ты что, не завтракаешь?

– Вон там кухня.

Оставшись один, я воспользовался туалетом, а заодно поразмыслил о том, как вести себя дальше. Всё шло к соблазнительному продолжению вечера, но в этом таилась предсказуемая опасность, которую я должен был как-то ловко избежать, никого не обидев и сохранив лицо, как сказал бы какой-нибудь японец. Сегодня во многих странах девушка может выйти замуж по решению суда или с согласия родителей и в шестнадцать, а кое-где и в пятнадцать лет, в Прибалтике, например, однако я не слышал о том, чтобы подобное допускалось в четырнадцать83. То, что моя новая подруга, не маленькая девочка, было понятно и без слов, у меня и раньше в подружках ходило немало её ровесниц, но тогда и мне было столько же, я думал исключительно о любви, которая в свою очередь складывалась из чувств и желаний, главным образом из желаний, поэтому думал я далеко не головой. Но когда тебе в недалёком будущем стукнет тридцатник, и ты невольно начинаешь видеть в малолетках – по выражению самой Эмануэлы – потенциальных дочек, это накладывает на тебя весьма определённую ответственность, и ты руководствуешься уже не столько законодательством или правилами так называемой морали, сколько собственной совестью. А она мне сейчас командовала попридержать лошадей и не делать приятных глупостей, за которые потом будет стыдно.

– Твоя тётя нас как будто ждала, – сказал предмет моих сомнений, возвращаясь из путешествия на кухню с двумя стаканами холодного грейпфрутового сока. – Или от её покойника осталось. В любом случае утром завтрак соорудим. Ты что любишь?

– А ты что умеешь?