– А чего вы… а чего ты улыбаешься? Разве нельзя? Ты вон тоже нормальный, не лезешь обниматься.
– А надо бы?
– А хочется?
– А тебе?
– Дурак…
Она снова отвернулась, но я заметил, что она прячет в кулачке победоносную улыбку и решился на неожиданный для нас обоих шаг: подхватил с обтянутой джинсами коленки прохладную ладонь и неторопливо, давая ей возможность в любой момент отдёрнуть руку, приложил тыльной стороной к губам. Один раз, второй. Аккуратно вернул на место. Она ничего не ответила, однако я заметил, что она смотрит на меня во все глаза, и эти глаза как будто слезятся от ветра.
– Это у вас в Ирландии так принято?
– Не знаю, я никогда в Ирландии не был.
– Приятно…
– Могу повторить.
Она сама протянула мне свои разноцветные пальчики и замаскировала смущение смехом.
– Щекотно.
– Извини. У тебя холодные руки. Обогрев включить?
– Ты что, мне наоборот жарко!
И она демонстративно потянула за воротник майки под распахнутой рубашкой.
– Послушай, а я вообще-то везу тебя куда: домой или от дома? Ты где живёшь?
– Вообще-то я думала, что мы едем ужинать. Про фриттату уже забыл?
– Ни в коем случае. Ужин за мной, как обещал. А дальше-то куда?
– А ты куда?
– Мне нужно на какое-то время задержаться в Генуе.
– По работе? Ты же сказал, что не работаешь.
– По делу.
– А мне можно в Генуе задержаться?
Мне показалось, что это был не вопрос, или вопрос, который совершенно не требовал ответа. В некотором смысле он был сам по себе ответом, ответом на мой дерзкий поцелуй.
– Ну, если ты решила устроить себе каникулы, почему нет?
Больше я по трассе не гнал, поэтому к городу мы подъехали в первых сумерках.
Ресторан находился на крохотной улочке Дель Портелло, куда на машине не протиснешься и уж тем более не припаркуешься, а потому мне пришлось оставить мою спортивную любовь на соседней площади Фонтане Марозе и прогуляться пешком. Четырёх шоколадок Эмануэле с утра явно не хватило, так что она, не стесняясь, уплетала обещанную фриттату и всё прочее к ней полагавшееся за обе щёки, не побрезговала десертом и была весьма признательна за бокал белого вина, который пришёлся как нельзя кстати, развеяв в ней сомнения по поводу моей зацикленности на принципах здоровой жизни. На нас никто не обращал внимания, вернее, обращали, не могли не обратить, но я в том смысле, что никто из присутствовавших и официантов не мог и предположить, что со мной несовершеннолетняя школьница: Эмануэла производила впечатление эдакой свободной девицы, давно позабывшей школьные условности. Честно говоря, я старался чувствовать себя молодым отцом взрослой дочери или на худой конец старшим братом, хотя временами это было непросто. Особенно, когда она забывала о том, где находится, и начинала вести себя совершенно расковано, чуть ли не забиралась с ногами на стул, снимала рубашку, потому что ей внезапно становилось жарко, показывала следы на лодыжке, оставшиеся после перелезания в детстве через колючую проволоку, громко просила у официанта добавки мороженого и в какой-то момент даже была готова продемонстрировать отсутствие следов от загара, потому что, видите ли, она специально ездила этим летом на нудистский пляж. Как я понял, родом она была из местечка Алассио, что на побережье Ривьеры, мать работала учительницей, отец – не то строителем, не то электриком. Она же всегда хотела стать артисткой, точнее, художницей, но пока ничего путного на этом поприще у неё не получалось, кроме нескольких оплаченных сессий в роли натурщицы. Я не стал уточнять, а она не стала на эту тему распространяться. Её бывший приятель тоже считал себя художником, собственно, он у них в студии преподавал рисунок и компьютерный дизайн, а в действительности он оказался заурядным бабником и болтуном, так что когда она его раскусила, сразу бросила и отправилась голосовать на дорогу, где мы и повстречались.
Автобиография получилась, прямо скажем, сбивчивая, но мне нравилось слушать и наблюдать, как Эмануэла рассказывает, сама себя перебивая, перескакивая с истории на историю, то и дело поправляя спадавшие на лицо длинные пряди и забывая вынимать изо рта ложку.
Я уже наверняка знал, что влюбился. Передо мной сидел ангел, не то падший, не то снизошедший с небес, но очень милый, живой и обаятельный. И очень женственный. Не помню, упоминал я это раньше или нет, но мне неприятны все те быстро растущие числом мужланки, которые с некоторых пор заполоняют западную Европу и всем своим видом и поведением дают понять, что они тут главные, что ничуть не хуже мужчин, которые им вообще-то нужны всё меньше и меньше, потому что они сами с усами и могут и себя обеспечить, и карьеру сделать, и ребёнка, если надо, родить в гордом одиночестве, и гвоздь забить, и машину починить. Думаю, именно поэтому флюгер мужского внимания у нас всё чаще поворачивается в сторону желанного Востока, где ещё есть надежда найти женственную женщину и мужественного мужчину, а не наоборот.