– Почти. С другом поссорилась.
– То есть, всё наоборот: домой возвращаешься?
– Ещё не решила. А как эта машина называется?
Значит, всё-таки тачка…
– Бугатти.
– Удобная. – Девушка откинулась на спинку, демонстрируя, что у неё уже есть вполне оформившаяся грудь. – Дорогая?
– Не знаю.
– Украли?
– Конечно.
– Я так и знала. – Она звонко рассмеялась. Между белыми зубками торчал розовый комок жвачки. – Я тоже сегодня была воровкой: украла из магазина целых четыре шоколадки.
– Почему не пять?
– Мне лишнего не надо. А четыре – это как раз то, что нужно: две на завтрак, две на обед.
– А как же ужин?
– Так ужин вы мне обещали. – Она зыркнула на меня исподлобья, поверх очков. Где только такие большие глаза делают! – Обманули малолетку?
Она всё прекрасно понимала. Она играла со мной и знала, что мне эта её игра нравится, может быть, даже чуть больше, чем ей самой.
– Я похож на обманщика?
– Нет. Поэтому я к вам и села. Думаете, вы первый остановились?
Вопрос был провокационный и задан провокационно. Причём он не требовал ответа, поскольку был вовсе не вопросом, а утверждением. Утверждением своего женского превосходства и твёрдой заявкой на место в этой соблазнительной игре.
– Думаю, что нет, хотя очереди не заметил.
Она не обиделась, прыснула со смеху, смахнула тонкой кистью очки с точёного носика и снова прилегла на спинку сидения.
– Вы курите?
– Уже нет, и тебе не советую.
– А можно?
– Курить? Кури.
– Не буду. Наверное, вы правы. На эти хреновы сигареты столько денег уходит!
– И здоровья.
– Чего?
– Здоровья.
– Это точно. Надо завязывать. – Она устроилась бочком. – Слушайте, а вы на меня хорошо действуете. Положительный пример показываете. Может, вы и не пьёте?
– Смотря что. Без воды человек проживёт меньше, чем без сигарет.
– Ну, вода – это неинтересно, – протянула она. – У меня папаша на ней тоже повёрнут – вот уже сколько лет её дистиллирует и только после этого пьёт. Говорит, всё лишнее вымывает.
– Правильно говорит.
– Слушайте, куда я попала! – Она заломила длинные пальцы с аккуратными разноцветными ноготками и состроила недовольную рожицу. – Сбежать из дома и школы, чтобы снова оказаться в учительской. Но вы же не похожи на учителя.
– А на кого я похож?
Она не ответила, картинно отвернувшись на открывавшийся справа пейзаж. Я охотно поддержал её молчание, поскольку слишком хорошо знал: девушки её возраста склонны ерепениться по пустякам, не осознают границы между серьёзностью и игрой, сами же на себя обижаются, хотя думают, что обижают их, одним словом, заслуживают минимум внимания, поскольку только это в конце концов приводит их в чувство. Так и произошло на сей раз. Не дождавшись реакции, она заскучала, остыла и снова развернулась ко мне.
– Сколько вам лет?
– Двадцать восемь, а что?
– Ого! Вы старше меня в два раза!
– Ты думала, такого не бывает?
– Нет, просто это здорово!
– Что именно?
– Ну, что вы такой старый, а мне с вами… интересно. Можно, я тоже буду с вами на «ты»?
– Валяй, красавица.
Сказано это было предельно небрежно, но не так вульгарно, как кому-то покажется. В подобном обмене репликами важно даже не то, что говорится, а тон сказанного. Именно в нём и скрываются истинные намерения собеседников. И моя случайная спутница уже была достаточно взрослой, чтобы отчётливо понимать это своей женской интуицией.
– А кем ты работаешь?
– А разве нужно кем-то обязательно работать?
– Ну, мне казалось, в двадцать восемь люди обычно работают.
– Многие, но не все.
– Значит, ты безработный? На Бугатти? Одни наколки, небось, чего стоили!
Я в какой-то момент машинально закатал рукава рубашки, так что теперь было на что посмотреть.
– Ошибка молодости.
– Да ты что! Круто!
Она потрогала пальчиками рисунок на правом предплечье. Я невольно напряг мышцы. Она не сразу отняла руку, разглядывая довольно тонкий разноцветный узор.
– Это что-нибудь обозначает?
– Ирландский трилистник – шамрок.
– А почему у твоего трилистника четыре лепестка?
– На счастье.
– Я тоже хочу себе наколку сделать. Родители не разрешают, но я хочу.
– Напрасно.
– Почему это? По-моему, прикольно. Смотри, как у тебя красиво получилось.
– Дурь это всё потому что. Зачем себя в ходячую газету превращать? Особенно симпатичным девушкам. Раньше рабов метили, а теперь народ метит себя сам.
– Но ты же сделал!
– Потому что глуп был, и никто меня вовремя не остановил.
– Ладно. Я подумаю. Спасибо.
– Пожалуйста.
Чтобы её отвлечь, я незаметно прибавил газу, соседние машины стали одна за другой уходить назад, и девушка восторженно заверещала. Я хорошо знал этот отрезок дороги и был уверен в том, что камеры наблюдения не засекут мой лихой манёвр. Когда после очередного поворота я сбросил скорость, раскрасневшаяся Эмануэла перевела дух и расхохоталась.
– Теперь я знаю – ты гонщик.
– Бывает.
– Что?! Ты гонщик? Правда?
– Я же говорю – бывает.
– А ты с Альборето81
знаком?– Нет. Кстати, он со мной тоже.
– Ты опять меня обманываешь?
– Почему опять? Я тебя вообще не обманываю. Он меня, действительно, не знает. А зачем ты сбежала из дома?
– Я же сказала: у меня друг… в смысле, был. Ничего такого, просто дружили.
– Просто дружили?