Хозяева плоской Земли

Грот производил слишком романтическое впечатление, чтобы сдержаться. Мы поцеловались. Губы у неё оказались не такими искушёнными, как представлялись со стороны, робкими и ищущими.

– Кстати, палаццо Подеста принадлежит целый сад под открытым небом и расположенный на нескольких уровнях, – добавил я, ведя её дальше по улице мимо стены с квадратными воротами, за которыми были видны припаркованные возле лестницы скучающие мотороллеры. – Потому что вообще-то дворец стоит на бывшем холме. На самом верху даже башню поставили – Бельведер Кастеллетто, откуда можно в хорошую погоду увидеть всю Геную вплоть до порта.

– Давай сходим туда завтра!

– Смотря как со временем получится. – Всегда стоит сохранять видимость занятого человека. Девушкам это нравится, и они тем больше ценят внимание к себе. – А вот как раз и палаццо Дориа-Турси.

– Где жил «монарх»?

– Да, но думаю, что недолго, поскольку в том же шестнадцатом веке его выкупила семья Дориа.

– А почему Дориа-Турси?

– Покупателем был князь, Джованни Дориа, а покупал он его для младшего сына, герцога Турси. Хотя селили там всех, кого ни лень: римских пап, королей да императоров, короче, гостей города, приезжавших с официальными визитами. А в середине девятнадцатого века дворец забрал твой тёзка Виктор Эммануил и разместил в нём не абы что, а городской совет.

– Заботливый был император.

– И не говори! Я внутрь не заходил, но слышал, что там хранится много всякого интересного, включая скрипку Паганини и три письма самого Христофора Колумба, по крайне мере, им подписанные.

В таких, или примерно таких, разговорах мы миновали главные на этой улице дворцы – Красный и Белый, где я уступил слово Эмануэле, которая попыталась рассказать о них и о собранных в них произведениях итальянской и мировой живописи всё, что знала, получилось довольно забавно, мы даже поспорили о том, был ли «Портрет молодого человека» в исполнении Альбрехта Дюрера действительно первым в истории отказом от традиции изображать портретируемого в профиль. Возле Белого дворца выяснилось, что пути господни, действительно, неисповедимы. Эмануэла напомнила мне, что дворец был отдан в дар городу последней из представительниц рода Бриньоле-Сале, Марией де Феррари, причём знала она эту деталь потому, что у них в семье ходила басня (по её собственному выражению), будто её прапрадедушка с этой самой Марией однажды согрешил. Мне же она напомнила о том, что Алистер Кроули, повторяю, не имевший к нашей фамилии никакого задокументированного отношения, в своё время женился в Германии, куда был выслан, на никарагуанке по имени Мария Феррари де Мирамар. Совпадение, разумеется, но, согласитесь, примечательное.

Если вы никогда не были в Генуе и представляете себе виа Гарибальди наподобие Елисейских полей в Париже, а каждый из упомянутых дворцов, как Версаль, то вы ошибаетесь: улочка очень узкая, пешеходная, а дворцы – пышные и высокие по меркам шестнадцатого века. Так что когда вечером сюда стекаются местные и туристы, пройти по ней становится не всегда просто. Особенно если перед тобой идёт пожилой человек. Особенно, если он ещё и чересчур толстый даже по американским меркам. Из тех, что как будто специально идут не спеша, вразвалочку, не давая себя обогнать. Наверняка всем такие попадались. Дама, которая преградила нам дорогу своей шарообразной спиной, была выдающимся экземпляром ещё и потому, что с обеих сторон помахивала большими сумками, отчего обойти её не представлялось возможным совершенно. Мы с Эмануэлой нельзя сказать, чтобы куда-то спешили, однако человек так устроен, что когда видит перед собой преграду, считает своим долгом во что бы то ни стало её преодолеть. Обогнали мы её только на пятачке площади Меридиана перед палаццо Гримальди.

– А у вас красивая спутница, – услышал я вслед старушечий окрик.

Мы не оглянулись, но поняли, что это адресовано нам. Эмануэла рассмеялась, выпустила мою руку и обняла за талию, прижавшись теснее. В ответ я обнял её за плечи, и мы пошли дальше, в сторону Сан-Сиро.