Вероятно, у Гастона на этот счёт были свои представления. Появление незнакомца, причём сразу в доме, явно расходилось с теми инструкциями, за выполнение которых ему платили. Да и я не спешил подыгрывать девушке. Одним словом, Гастон, не раздумывая, сунул правую руку за спину, где у него по умолчанию должен был храниться пистолет. Мой ирландец среагировал на угрозу моментально: в два прыжка пролетел разделявшее нас расстояние и, демонстрируя неплохую растяжку, хлестнул ногой по вскидывающемуся уже с огнестрельной угрозой кулаку. От удара негр пистолет не выпустил, только охнул, но воспользоваться так и не успел: я уже смахнул с пояса верный перочинный нож и теперь, как когда-то бульдога, не задумываясь, пырнул противника в бок. Я честно думал, что попаду в бедро, однако после удара негр неудачно отклонился, и лезвие вонзилось ему справа, между рёбер. Перочинным же мой нож был по сути, но не по размеру. Довольно длинное лезвие вошло глубоко, негр был сильным, запоздало вывернулся, я рукоятку из скользких от брызнувшей крови пальцев выпустил, и он вместе с моим ножом запрокинулся навзничь, да ещё при падении ударившись затылком о мраморные плитки порожка. Пистолет так и остался у него в обмякшей руке.
Пискнул мой пейджер под животом.
«ПОЗВОНИ МАМЕ»…
Она:
– Что нам теперь делать?!
Я:
– Мы в полной заднице.
Голос сверху:
– Кристи, где мой кофе? Тебя только за смертью посылать…
Она (не сразу):
– Уже иду.
Я (тихо):
– Там Ладислао? Один?
Она:
– Да. Беги же. Я сейчас начну кричать.
Это, действительно, напоминало какой-то дешёвый водевиль: труп на полу, героиня с чашками, нежданный гость в растерянности и чужой крови, ничего не подозревающий хозяин вызывает у зрителей смех и жалость. Правда, в тот момент я ничего такого не думал, а жалко мне было исключительно себя. Кристи была права: я влип. А тут ещё как назло интуиция затаилась и ждала, что я стану делать без неё.
Я выдернул из окончательно застывшего тела ножик, но складывать не стал, а побежал к лестнице на второй этаж, ожидая услышать за спиной обещанные крики. Поскольку их не последовало, я решил, что поступаю правильно.
Мой знакомый мордоворот развалился в кожаном кресле посреди просторной комнаты, положив ноги на журнальный столик, и таращился в экран огромного чёрного ящика напротив. С нашей последней встречи он нисколько не изменился, был таким же обросшим и вообще волосатым, и, похоже, даже не сменил майку. Не хватало только тёмных очков, поэтому сейчас я увидел его злые поросячьи глазки, устремлённые на меня с немым вопросом.
Пистолет небрежно лежал на столике, но до него ещё надо было дотянуться. Резко вскочить помешали вытянутые ноги. Я оказался проворнее и, не задумываясь, с лёту воткнул лезвие сначала в ближнее, потом в дальнее от меня плечо. Ладислао истошно заорал. Если в саду были ещё телохранители, они не могли его не услышать. Чтобы убрать лишние раздражающие звуки, я, не выпуская ножа, от души прошёлся кулаками по орущей физиономии. Разбитый в кровь рот остался открытым, но зато безмолвным. Я подхватил пистолет, проверил магазин, передёрнул затвор и метнулся к окну, откуда по замыслу архитектора должен был просматриваться весь сад. Одновременно я напряжённо прислушивался, но мешал телевизор. Выключать его не оставалось времени.
Сад был зелен и пуст. Оглянулся. Кристи стояла с чашками в руках на пороге двери и с ужасом смотрела на неподвижного Ладислао.
– Жив, не бойся, – заверил я её и поманил пистолетом. – Заходи, заходи, не стесняйся. Я ненадолго.
Она покорно подошла, поставила чашки на стол рядом с оставшейся на нём одной ногой хозяина и нерешительно выпрямилась. Став свидетельницей того, на что способен мой безбашенный ирландец, она больше не предлагала мне свои решения ситуации и теперь могла лишь надеяться на то, что они в какой-то степени совпадут с моими.
Из всех возможных вопросов я между тем выбрал самый идиотский:
– Что ты делала семнадцатого марта тысяча восемьсот семьдесят третьего года?
Она смотрела на меня, словно ожидала, когда я либо поясню свои слова, либо заберу их обратно. Я же тем временем за неимением лучшего вырвал провод из телевизора и на всякий случай связал им руки поверженного врага за спиной. Ладислао дышал и мог очнуться в любой момент.
– Так что ты решила?
– Я не понимаю…
– Поверь, я тоже. Но я видел ту фотографию. И потому уверен, что на ней именно ты, а не какая-нибудь твоя далёкая прабабушка.
– Прабабушка, – неуверенно согласилась она.
– У которой не только твоя внешность, но и твоё полное имя? Что скажешь, Фабия Филомена Патти по кличке Кристи? Или я снова ошибаюсь?
Она быстро нашлась:
– Но я не знаю, о какой фотографии ты говоришь.
– С зонтиком.
– С зонтиком?..
– Можешь, разумеется, не сознаваться, но теперь ты в курсе, что я знаю больше, чем тебе бы хотелось.
Я наступил на зыбкий песок, и она это сразу почувствовала.
– И что же ты знаешь?
Надо было срочно выбираться и атаковать.
– Если ты не расскажешь мне всё сама, тебе придётся отвечать в другом месте и перед другими людьми. Уж ты-то точно в курсе, о ком я.
Она, кажется, стала понимать.