Хозяева плоской Земли

– А что под ней? – двусмысленно спросил Тим, разглядывая номер на футболке Кристи.

– Под ней – ты. Только не такой, каким можешь увидеть себя в зеркале. Кстати, от тебя я такой вопрос ожидала бы услышать меньше всего, потому что ты прекрасно знаешь о том, что у вас называется «генусбринг» или «возвращение к роду», не правда ли?

– Почему ты заговорила о правилах? – решил я вернуть разговор к исходной теме и не смущать Тима. – Какое это имеет отношение к нам и к тому, о чём мы хотели бы тебя спросить?

– Но ведь вам теперь должно быть почти безразлично, как всё устроено, – улыбнулась Кристи. – Это желание двигало вас сюда. А теперь вы думаете только о том, чтобы вернуться. И я пытаюсь вам объяснить, что это невозможно.

– Невозможно?

Она покачала головой и задумчиво убрала прядь за хорошенькое ушко.

– Существует правило перехода. Оно доступно всем. Во сне. Граница очень тонкая, и возвращение происходит незаметно и почти всегда. Если не происходит, считается, что человек умер, а душа отлетела. Это ошибка, и потому бывает очень грустно, когда душа вернулась, а тела уже нет. Ещё бывает подтверждение перехода в виде эффекта дежавю, когда ты помнишь происходящее, но знаешь, что оно никогда в твоей жизни не происходило. От сбоев в программе никто не застрахован.

– В программе?

– Да, конечно. Недавно в ней, как я слышала, были переписаны некоторые ключи, и это ведёт к постепенному самообучению. В результате саморазвитие одновременно усложняется и упрощается. Это как если бы актёрам в театре раздали пьесу, в которой часть слов из их реплик была бы затёрта – говорите, что хотите, а там посмотрим. Или как если бы персонажам компьютерной игры дали возможность осознать, что ими кто-то играет. Не всем дали, не массовке, но парочке главных. Предполагаю, что они бы, как и вы, втихаря, бросились первым делом искать границы своего мира.

Её улыбка была само очарованье, но на меня, признаюсь, повеяло холодом.

– И что бы они выяснили?

– То же, что и вы. Что при определённом стечении обстоятельств, везении и понимании некоторых символов и зависимостей достижение и даже преодоление этих границ возможно, но только в одну сторону. Правило перехода строится на принципе времени. Вот это что за символ? – Она указала себе на грудь.

– Восьмёрка, – опередил я Тима. – Или безконечность.

– Вот именно. Из чего она состоит?

– Из двух кругов. – Я начал, кажется, догадываться, на что она намекает. – Два наших мира. Если один отделить от другого, круги останутся, но безконечность развалится. Как музыкальная октава, часть которой всегда неполноценна.

– Теплее. А если восьмёрку разрезать не поперёк, а вдоль, что получится?

Я представил себе это рассечение:

– Тройка и…

– … такая же тройка. Только развёрнутая наоборот. Как два лика бога Януса. Те самые 33, например, градуса, что чудесным образом указывали вам правильный путь.

– Хорошо. Допустим. Но мне по-прежнему совершенно непонятно, при чём ту время и наша невозможность вернуться?

– А тебе станет понятнее, если я скажу, что можно умереть вверх, а можно – вбок? Вы умерли вбок. Вы не скинули свои тела, свои аватары, свои скафандры, но для покинутого вами мира вас больше нет. Вас не стало в тот момент, когда вы пересекли границу. Вернуться туда вы сможете теперь только в следующем воплощении, однако это уже будет другое время.

– А ты? – спросил Тим. – Ты ведь богиня. Ты можешь перемещаться?

– Могу, – кивнула Кристи и выжидательно на него посмотрела.

– Тогда переместись, пожалуйста, и сообщи нашим, что у нас всё в порядке.

Вместо ответа она снова исчезла. На сей раз её не было несколько минут. Мы успели выйти на балкон и подышать римским воздухом на высоте шестого этажа. Тим насуплено молчал. Я нашёл на кухне початую пачку сигарет и закурил, чего со мной не происходило вот уже много лет. Вернулась Кристи весьма эффектно, крикнув из ванной, чтобы ей принесли полотенце. Когда мы снова оказались втроём на кухне, она передала приветы от наших жён, сказала, что Ингон всё же решил ехать учиться в Канаду, а ангар из-под дирижабля уже разобрали. Ничего подобного, не побывав там, она знать не могла.

– Послушай, – начал я, чтобы отвлечь Тима и себя от новой волны грустных мыслей, – но если ты такая всемогущая и посвящённая, то какого рожна тогда, на вилле, дала себя увезти и убить? Или это тоже какой-то принцип, типа принципа Иисуса Христа?

– А с чего ты решил, будто меня убили? Или ты веришь тому, что пишут в газетах? Про Новый Завет я не говорю: ему только верить и можно. – Она рассмеялась. – Между прочим, у меня для вас есть ещё одна хорошая новость.

– Ещё? А какая первая? – встрепенулся Тим.

– Я тут посоветовалась с богами, и они решили вас поддержать. Теперь во сне вы сможете жить прежней жизнью и общаться с тем миром, если он вам так дорог.

– Дорог! – воскликнули мы хором, а Тим добавил: – Дайте мне снотворного, срочно!

– Есть одна оговорка, – погладила его по руке Кристи. – Проснувшись, вы не будете помнить, что вам снилось.